Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
106

5. Социальная демагогия: Демосфен против Мидия

В основу лекции положен анализ речи Демосфена «Против Мидия о пощечине» — одной из немногих судебных речей, написанных оратором для себя самого. Случилось так, что во время празднования Великих Дионисий его давний недруг Мидий в театре, в присутствии зрителей, дал пощечину Демосфену, добровольно выполнявшему обязанности хорега своей филы Пандиониды, когда тот ожидал появления хора. В ответ Демосфен возбудил дело против обидчика, оно рассматривалось на специальном заседании народного собрания, и Мидия осудили, но требовалось вторичное осуждение в гелиэе, где спор шел о мере наказания. Данная речь и предназначалась для произнесения в гелиэе, однако этого не произошло, так как Демосфен предпочел пойти на компромисс и получить за моральный и физический ущерб компенсацию в размере 30 мин. Дело прекратили, речь же была опубликована, хотя, вероятно, не самим Демосфеном, между 350 и 347 гг. до н. э. Враг Демосфена Эсхин, естественно, осуждал его за отказ продолжить процесс и считал, что Демосфен предал интересы народа. Думается, что определенные резоны у Эсхина для подобного утверждения имелись, учитывая, сколько раз в тексте речи Демосфен клянется не предавать интересы народа и довести дело до конца. Плутарх отказ Демосфена продолжить судебное преследование Мидия объясняет иначе. Демосфен, судя по его словам, человек злопамятный и, конечно, не удовлетворился бы суммой в 30 мин, но он был еще молод (по подсчетам Плутарха, ему тогда было 32 года), еще не известен в полисе, а Мидий защищен «своим богатством, красноречием и дружескими связями». Выиграть процесс в такой обстановке было очень трудно, и Демосфен решил не искушать судьбу (рис. 15).

107

Дионис с танцующими Менадами и юношами. Рисунок на вазе. Около 530 г. до н. э.

Рис. 15. Дионис с танцующими Менадами и юношами. Рисунок на вазе. Около 530 г. до н. э. [Boardman J. Greek Art. London, 1996. Pict, 92]

Речь «Против Мидия» выделяется из числа других: в ней, как ни в какой другой речи Демосфена, очень резко звучит критика богатства и богатых и сильны антиплутократические мотивы, в общем ему не свойственные. Несмотря на все попытки предстать перед аудиторией человеком равно далеким от богатых и бедных, пекущимся только об общем благе полиса и его граждан, Демосфен все же выражал в первую очередь
интересы богатых (тема богатых и бедных в речах Демосфена рассмотрена в книге Ф. Ванние), в нем срабатывал, так сказать, инстинкт собственника, что и неудивительно, учитывая его состояние. (Согласно выводу Дж. К. Дэвиса, основанному на анализе исчерпывающей сводки источников, к концу жизни Демосфен был одним из богатейших граждан Афин.) Возникает вопрос о причине подобной позиции оратора в этой речи, о правдивости его аргументации и степени соотнесения ее с действительностью (насколько это возможно уяснить из наших источников).
Обратимся к самой речи. Едва ли не главная цель ее — доказать, что совершенное Мидием — это преступление, которое к тому же носит не частный, а государственный характер, поскольку хорег, надевая венок перед началом состязаний, становится официальным лицом. Более того, преступление Мидия — святотатство, так как совершено во время праздника в честь Диониса и соревнование — часть священнодействия. Подобный подход к преступлениям против личности был явлением достаточно обычным в Афинах, хороший пример дает речь «Против Лохита», написанная Исократом и относящаяся ко времени вскоре после падения тирании тридцати. Как принято в то время (да и не только тогда), объектом речи является не один конкретный случай, но и вся предшествующая жизнь подсудимого, частная и общественная, его моральный облик и политическое лицо.
Основное место в речи, естественно, занимает характеристика Мидия, но также и его друзей. Демосфен сразу же, с первой фразы

108

и весьма решительно, обозначает свою позицию, задавая тон всей речи: «Как я полагаю, граждане судьи, всем вам, равно как и остальным гражданам, хорошо известны та наглость и насильственный образ действий, которые всегда и по отношению ко всем свойственны Мидию» (сам факт оскорбления насилием Демосфена Мидием был, по словам оратора, зафиксирован решением экклесии). Эта основная идея в дальнейшем развивается и углубляется, снабжается доказательствами, ставится в связь с обстановкой в Афинах, затем выявляются люди, думающие и действующие так же, как Мидий, объясняется, в чем опасность таких людей для полиса, и намечаются средства борьбы с той угрозой существующему строю, какую являют собой Мидий и его единомышленники. В характере Мидия отмечаются только отрицательные черты, которые в огромном числе рассыпаны по всей речи, оратор вновь и вновь повторяет их, нагнетая впечатление. Демосфен, по его словам, составил перечень преступлений Мидия, «они весьма разнообразны и представляют собой множество насильственных действий и по отношению к родственникам — злодейство, и по отношению к богам кощунство» (Демосфен. Речи. XXI, 130). Оратор собирается сообщить «о множестве... скверных проделок этого негодяя, о его наглых поступках по отношению ко многим из вас, о многих его опасных и дерзких действиях» (Демосфен. Речи. XXI, 19), он обращает внимание аудитории на разнузданность и жестокость этого человека по отношению к окружающим (Демосфен. Речи. XXI, 88). Мидий — «человек наглый, бесстыдный» (XXI, 2), «жестокий и бессердечный» (XXI, 97), «разнузданный и мерзкий» (XXI, 98), «нечестивый и мерзкий» (XXI, 114), «низкий, наглый и грубый, который и сам ничтожество, и происходит от ничтожных людей» (XXI, 148). Он всегда поступает как «богопротивный и мерзкий человек» (XXI, 197), не уважает «ни праздника, ни религии, ни законов» (XXI, 97), он исполнен такой наглости, что угрожает самому народу Афин, «и если ему не удавалось втоптать в грязь целую филу, весь Совет, весь народ, напасть сразу на многих из вас, присутствующих здесь, то он находил свою жизнь невыносимой» (XXI, 131). В его душе превалирует «варварское начало». Презрение Мидия к рядовым гражданам постоянно подчеркивается Демосфеном. «Ты всем угрожаешь, всех преследуешь», — так обращается Демосфен к Мидию (XXI, 135). За такой его образ жизни люди питают к Мидию ненависть.

109

Не ограничиваясь такими, в общем, голословными обвинениями, Демосфен приводит и конкретные примеры. Один из них — рассказ о том, как жестоко и бессердечно поступил Мидий со Стратоном, человеком бедным и порядочным, принимавшим участие во всех военных походах. Доблести Стратона противопоставляется трусость Мидия, который лишил его гражданской чести. О вероломстве и лицемерии Мидия свидетельствует дело Аристарха, которого тот во время заседания Совета назвал убийцей, но в тот же день, придя к тому домой, уверял его в своей дружбе.
Демосфен считает Мидия крайне опасным для афинян. Благодаря своему богатству он может многих подкупить, развращая тем самым общественную мораль. Он подкупил и тем развратил судей, которые не присудили филе Демосфена заслуженную победу во время тех самых Дионисий, когда Демосфен подвергся избиению Мидием. Однако важнее другое: многие афиняне, даже обиженные Мидием, боятся не только выступить против него, но даже предстать перед судом в качестве свидетелей. Он исполнен такой наглости, что угрожает самому демосу Афин. Демосфен ссылается на недобрые чувства Мидия, «питаемые им против большинства из вас», насилие Мидия обрушивается на самых бедных и слабых граждан, они — «мусор, нищие, вообще нелюди».
«Почему Мидий позволяет себе такое поведение?» — задает вопрос Демосфен и называет несколько причин, но на первое место ставит богатство. Люди боятся «насилий, которые он творит, его неугомонности, его богатства, которое придает ему уверенность в своей силе и заставляет других с опаской относиться к этой презренной личности» (Демосфен. Речи. XXI, 137). Наглость поведения неотделима от богатства: «Я лично вижу только дерзкие и наглые поступки, на совершение которых воодушевляет его богатство и жертвами которых становятся многие из нас, простых людей» (Демосфен. Речи. XXI, 159); кстати, следует обратить внимание на то, как Демосфен отождествляет себя с «простыми людьми», используя местоимение «мы». Мидий «богат, дерзок, высокомерен, громогласно криклив, груб и бесстыден» (XXI, 201), лишившись же богатства (в случае конфискации имущества по решению суда), он уже не сможет принести столько зла: «Будучи негодяем и насильником, он благодаря... богатству находится как бы за стеной и чувствует себя в безопасности... Но когда он лишится состояния, он... перестанет вести себя нагло» (XXI, 138).

110

Главная опасность для демоса состоит, по мнению оратора, не в самом Мидии, а в том, что вокруг него объединились люди, похожие на него. Они отличаются бестыдством, называя одних людей нищими, других — отбросами общества, а третьих вообще за людей не считают. «Между большинством народа и богачами не существует равенства,... его нет совершенно, оно отсутствует!» (XXI, 112). Как утверждает Демосфен, создался своего рода союз богатых в защиту Мидия: «многие богатые люди... достигшие известного влияния благодаря своему богатству, вступили в сговор» (XXI, 213). Если эти люди станут господами положения в государстве и простой человек с демократическими взглядами предстанет перед судом, то ему придется услышать в суде: «Глядите... на эту жалкую личность! Он еще дерзит, он еще дышит!.. Да если ему оставят жизнь, пусть радуется! (XXI, 213).
Итак, как хочет доказать Демосфен, его конфликт с Мидием имеет общественный характер, и не только потому, что оскорбление действием было нанесено хорегу во время праздника, но и потому, что Мидий представляет собой воплощение, образец определенного социального типа — наглого богача, нарушающего все нормы жизни полиса. Более того, остальные богачи объединились, чтобы спасти Мидия. Это сообщество богачей враждебно демосу, и если они смогут диктовать свою волю, то положение рядовых афинян станет совершенно невыносимым. Единственное средство противостоять этой угрозе — объединение простых, бедных афинян против плутократов. Расстановка сил в экклесии, как заявляет с самого начала оратор, такова: народ и Демосфен противостоят Мидию и некоторым другим поддерживающим его лицам, которые характеризуются только одним признаком — они богаты (Демосфен. Речи. XXI, 2). Первым шагом на этом пути станет поддержка Демосфена в его борьбе против Мидия, поскольку он — единственный из ораторов, кто защищает демос, тогда как все остальные ораторы — «люди бесстыдные, обогатившиеся за ваш счет» (Демосфен. Речи. XXI, 189 сл.). Защищая его, демос (по логике Демосфена) тем самым защищает и себя. Вместе с тем, как отмечалось в научной литературе, речь «Против Мидия» представляет основной текст в создании Демосфеном собственного образа благодетеля граждан и героя-демократа.
Если в отношении любого источника встает вопрос о степени его достоверности, то тем большей осторожности требует судебная речь,

111

написанная истцом против обвиняемого. В литературе довольно давно утвердилась традиция отдавать предпочтение свидетельствам Демосфена. Эта традиция находит свое выражение и в том, что многие современные исследователи или полностью соглашаются с той характеристикой, которую Демосфен дал Мидию, или по принципу «нет дыма без огня» полагают, что хотя у Демосфена и есть определенные преувеличения, но суть передана верно. Кроме того, необходимо помнить о некоторых особенностях афинского судопроизводства, которые позволяли обвинителю быть довольно свободным в изложении дела, на что обращали внимание сами ораторы. Для иллюстрации сошлемся на характерное утверждение оратора Гиперида, который в «Первой речи в защиту Ликофрона» так сравнивает положение обвинителя и обвиняемого: «На процессах обвиняющие имеют много преимуществ в сравнении с привлеченными к суду. Первые, ввиду того что процесс не грозит им никакой опасностью, говорят что бы ни захотели и клевещут, а те, кого судят, вследствие боязни забывают сказать многое даже из того, что сделано ими. Далее, обвинители, поскольку они получают первое слово, говорят не только то, что имеется у них по праву относящееся к делу, но, состряпав ложные наветы против обвиняемых, наносят ущерб делу защиты» (8-9). О клевете как обычной норме в выступлениях обвинителей говорит и Ликург в речи «Против Леократа» (13). Итак, в какой степени справедливы обвинения Демосфена, высказанные в адрес Мидия? Прежде всего, что мы знаем о Мидии? Помимо сведений, сообщаемых Демосфеном, имеются также другие источники (нарративные и эпиграфические), содержащие определенную информацию о нем.
Заметим, что враждебные отношения между Демосфеном и Мидием установились еще в то время, когда брат Мидия, Фрасилох, начал процесс против Демосфена по обмену имуществом (в связи с делом об опекунах оратора). Фрасилох и Мидий ворвались в дом Демосфена и вели себя так возмутительно, что тот подал в суд на Мидия по обвинению в словесном оскорблении и добился его заочного осуждения (поскольку тот на суд не явился).
Мидий происходил из семьи в Афинах достаточно известной. Отец его Кефисодор из дема Анагирунт исполнял обязанности триерарха, а его старший брат, Фрасилох, по крайней мере дважды был триерархом; есть документы о возобновлении им аренды двух

112

рудников в Лаврионе, он владел мастерской и, возможно, идентичен тому Фрасилоху, который дал взаймы с процентами Аполлодору 30 мин для выплаты жалованья матросам под залог земельного участка (Псевдо-Демосфен. L, 13).
Несколько больше источники сообщают о самом Мидии, которого анонимный автор «Содержания» XXI речи определяет как «одного из политических деятелей того времени... обладавшего большим влиянием и очень богатого». Как и отец, и брат, он, несомненно, принадлежал к числу 1200 граждан, составлявших морскую симморию, выполняя обязанности триерарха не менее трех раз (IG, II2, 1612, 1. 291); взял на себя обязанности триерарха во время Эвбейской кампании (по словам Демосфена, он не принимал участия ни в первых, ни во вторых добровольных пожертвованиях и объявил о своем даре только тогда, когда Совет вынес предварительное решение, чтобы все оставшиеся всадники выступили в поход. Испугавшись предстоящего похода, он подарил государству триеру. (Демосфен. XXI, 160 сл.). Открытым голосованием он был выбран казначеем на корабль «Парал», упоминая о чем, Демосфен перечисляет и другие посты, которые Мидий занимал до начала процесса: гиппарх (одновременно с триерархией), попечитель мистерий, гиеропей, скупщик жертвенных быков и «другие подобные должности» (Демосфен. XXI, 171). Был он также хорегом трагического хора (там же, 156), осенью 340 г. до н. э. избран одним из пилагоров и отправился в Дельфы, где его поразила лихорадка (Эсхин. III, 115).
Несомненно, часть его собственности заключалась в землях, находившихся в районе разработки рудников. Кроме прямых указаний на то, что Мидий перевозил «строительный материал и бревна для креплений в свои серебряные рудники» наряду с кольями для виноградника и скотиной (Демосфен. XXI, 167), об этом же свидетельствуют эпиграфические документы, а именно надпись, вероятно, 342/1 г. до н. э., где он выступает как один из собственников земли в горнодобывающем районе у Суниона и в Лаврионе (IG, II2, 1582, 11. 44, 82); по-видимому, он же назван как арендатор в другой надписи, датируемой серединой IV в. до н. э.
В чем обвиняет Мидия Демосфен? Среди тех пороков, которые носят более личный характер, перечислено несколько, сводящихся к тщеславию, показной роскоши. Однако представляется, что здесь нет ничего, что отличало бы Мидия от других состоятельных афи-

113

нян, таким образом выражавших свою социальную значимость. Напомним, что ни один источник, где говорится о Ликурге, не обошел молчанием подчеркнутую скромность его в быту как нечто выделяющее его из окружения и расходящееся с устоявшимся стереотипом поведения. Не будем ходить далеко за примерами. Демосфен упоминает о доме Мидия в Элевсине, но он сам имел два дома — в Афинах и Пирее (Динарх. I, 69). Оратор говорит о роскошных одеждах Мидия, но его самого упрекали в том, что его одежды невозможно отличить от женских, что он роскошествовал и путь до Пирея проделывал на носилках (там же, 36). В литературе того времени нередко отмечается, как то или иное лицо старалось поразить окружающих своей утварью из золота и серебра, так что и в этом Мидий не отличался от других богачей. Обычай сопровождать значительное лицо (еще один упрек) — нечто вроде одного из правил хорошего тона. Тогда уже понимали, что богатство влечет определенные нормы поведения и накладывает отпечаток на характер его владельца. Вот что писал весьма проницательный современник, а именно Аристотель: «Что касается характера, который связан с богатством, то его легко видеть всем: [обладающие им люди] высокомерны и надменны, находясь в некоторой зависимости от богатства... Они склонны к роскоши и хвастовству — к роскоши ради самой роскоши и ради выказывания своего внешнего благосостояния; они хвастливы и дурно воспитаны» (Аристотель. Риторика. II, 1390b 30—1391а 15).
Если перейти к более конкретным обвинениям Мидия в нечестивых поступках и нанесении вреда отдельным гражданам (Стратону, Аристарху и др.), то за недостатком места отметим только, что Демосфен говорит о них весьма сумбурно и так кратко, что понять существо дела невозможно (не рассчитывал ли оратор на осведомленность аудитории?). Самое главное обвинение касается поведения Мидия в событиях, связанных с тираном Эретрии на Эвбее Плутархом, проксеном которого был Мидий (в позиции Демосфена и Мидия по отношению к событиям на Эвбее помимо старой вражды отчетливо проявились их политические расхождения). В сущности, он винит Мидия в том, что, пользуясь своим влиянием в городе, тот Действовал прежде всего в своих интересах, — упрек, справедливый применительно ко многим политикам.
Следовательно, вопреки утверждениям Демосфена, Мидий — отнюдь не исчадие ада, а типичный представитель своего слоя. Он не

114

был столь богат, как пытался представить Демосфен, а относился скорее ко «второму эшелону» (он не входил в число богатейших граждан Афин, согласно Демосфену, и никогда не стал главой симмории по уплате эйсфоры «наравне с самыми богатыми людьми» (Демосфен. XXI, 157). В соответствии с нормами и нравами своего «класса» он и вел себя, выполняя триерархии и другие литургии и активно участвуя в общественной и политической жизни родного полиса. Очевидно, Мидий пользовался определенным авторитетом как политик. Так, Эсхин, рассказывая о совместном посольстве в Дельфы, замечает: «Вы избрали пилагорами (наряду с двумя другими гражданами. — Л. М.) всем известного Мидия из дема Анагирунт» (Эсхин. III, 115). Он занимал ряд достаточно важных постов в городе, в том числе таких, которые получали путем голосования (а не по жребию), что говорит об его авторитете. Одним из условий успешной политической деятельности было умение говорить, и Мидий обладал даром речи. Он принадлежал к числу сторонников Эвбула, через него познакомился с Эсхином, который, в свою очередь, в течение многих лет был дружен с Фокионом, — тем самым Мидий оказался в кругу лиц, важных на политической сцене Афин. Подобно своему брату, Фрасилоху, он занимал антимакедонскую позицию, что, как кажется, определялось характером его собственности и деятельностью по разработке серебряных рудников, являясь, как и другие рудничные предприниматели, врагом Филиппа. Источники свидетельствуют, что еще в течение двух поколений семья Мидия сохраняла свое состояние.
Перейдем теперь к тем, кто поддерживал Мидия, к его друзьям и сторонникам. Таковых поименно удалось насчитать семь: Блепей, Тимократ, Полиевкт, Филиппид, Мнесархид, Диотим, Неоптолем. Ими не ограничивались сторонники Мидия, так как Демосфен неоднократно обращает внимание слушателей на то, что он назвал не всех, «к ним надо добавить еще некоторых других», кроме них есть «и еще кое-кто из очень богатых людей», «многие богатые люди» (Демосфен. XXI, 2, 139, 208, 213, 215).
Начнем со стоящего несколько особняком Блепея — весьма любопытной фигуры, гражданина, трапезита, богача. Демосфен упоминает Блепея (уточняя, трапезита) как человека, который обратился к нему в народном собрании с просьбой о прекращении дела против Мидия, а когда оратор, испугавшись крика возмущенных афинян,

115

бежал, «потеряв плащ и оказавшись полуголым, в одном хитонис-ке», «этот человек тащил меня, схватив за одежду», — такую живую картинку рисует Демосфен (XXI, 215 сл.). Блепей появляется еще в одной речи корпуса Демосфеновых речей: по словам одного из участников процесса против Беота, он «занял вместе с отцом у трапезита Блепея 20 мин для приобретения права на разработку рудников» (XL, 52). Блепей, сын Сокла, зафиксирован также в одной из надписей в числе лиц, взявших контракт на строительство храма в Элевсине в 30-е гг. IV в. до н. э. (IG, II2, 1675,1. 32), причем его идентичность с «нашим» Блепеем подтверждается занятием его отца, тоже трапезита (профессия, как правило, наследственная) (Демосфен. XXXVI, 29). Богачом он назван во фрагменте одной из комедий Алексида (Афиней. VI, 241с).
В числе ходатаев за Мидия выступили также Тимократ, сын Антифонта, из дема Криоа, и его сын, Полиевкт. О принадлежности Тимократа к «литургическому классу» свидетельствует его триерархия и синтриерархия на кораблях «Сойдзуса» и затем «Дорис» (IG, II2, 1609, 11. 83, 89-90), но еще более показательно для его имущественного положения участие в Олимпийских играх, где он победил как владелец колесницы (IG, II2, 3127).
Считают, следуя Демосфену, что одним из источников его богатства была политическая деятельность: «Он издавна известен всем как человек, за деньги составляющий псефисмы и предлагающий законы» (Демосфен. XXIV, 66). Сам Демосфен, бросив такое обвинение, тем не менее не привел ни одного примера, кроме того закона, который Тимократ предложил, чтобы спасти своего друга Андротиона. Кстати, Демосфена также неоднократно обвиняли в том, что он сочиняет законы и псефисмы за деньги (Гиперид и Динарх, оба в речах «Против Демосфена»).
Заметной чертой карьеры Тимократа является тесное сотрудничество с Андротионом, с которым его связывала и личная дружба. Он входил в коллегию, которая под руководством Андротиона занималась храмовыми сокровищницами, причем как человек алчный и невежественный, он действовал таким образом, что, говоря словами Демосфена, «уничтожив символы славы» (венки), «сотворил символы богатства» (фиалы) (Демосфен, XXIV, 176 сл., 182-184). Они оба были членами коллегии десяти, созданной для сбора недоимок по эйсфоре (там же, XXIV, 111, 160-166). Тимократ предложил

116

закон, чтобы спасти от тюрьмы своего друга, оказавшегося среди послов к Мавсолу, которых привлекли к ответственности, поскольку они задолжали казне деньги, полученные от продажи груза (украли большие суммы денег и держали их у себя долгое время, как комментирует Демосфен — XXIV, 112). Здесь не место излагать все обстоятельства этого громкого дела (послы захватили судно, везшее груз из Египта, продали его, но деньги не передали в государственную казну, как положено, а разделили между собой; к тому же за год набежали проценты, равные первоначальной сумме), отметим только, что именно в связи с обсуждением закона Тимократа Демосфен написал для Диодора речь «Против Тимократа», которую тот произнес, вероятно, в 353 г. до н. э.
Помимо юридических аргументов, автор речи прибегает и к чисто демагогическим приемам (впрочем, весьма обычным в то время), стремясь доказать, что закон подрывает демократический строй. Эта речь, как и другая, связанная с Андротионом (а именно речь «Против Андротиона о нарушении законов»), — отражение острой политической борьбы, происходившей тогда в Афинах, в том числе и относительно эйсфоры, методов распределения этого налога и его сбора.
Тимократ и Андротион обвиняются в преступном поведении, более разнузданном, чем в любом олигархическом государстве. Они настолько превзошли своей жесткостью тридцать тиранов, что, «являясь политическими деятелями демократического государства, превратили собственный дом каждого афинского гражданина в тюрьму», «стали заковывать в цепи и тяжко оскорблять людей, являющихся гражданами», «применяли такие меры наказания, которые направлялись против личности человека, — как будто имея дело с рабами!» (там же, XXIV, 164-167). Что касается личности Тимократа, то Демосфен называет его καλός κ'αγαθός, явно иронизируя над его претензией принадлежать к «лучшим людям».
В поддержку Мидия Тимократ выступил вместе с сыном, Полиевктом (там же, XXI, 139), который сохранил отцовскую связь с Андротионом, как показывает его поправка к декрету, предложенному последним в 347/6 г. до н. э. (IG, II2, 212, ll. 65 сл.). Известно также, что в начале 20-х гг. IV в. до н. э. он помогал богачу Фениппу в знаменитом деле об обмене имуществом (Псевдо-Демосфен. XLII, 11). Итак, есть основание считать, что Тимократ принадлежал к старой и,

117

несомненно, богатой фамилии, как и сын, активно участвуя в жизни демократических Афин. Их политические симпатии трудно определить более точно.
Следующая фигура среди союзников Мидия — Филиппид, сын филомела, из дема Пеания, происходил из знатной и весьма состоятельной семьи, одним из источников богатства которой стали разработки серебряных рудников. Судя по названию в IV в. до н. э. нескольких мест, где находились рудники, полагают, что у начала их освоения стоял Филомел, прадед Филиппида. В дружеских отношениях с Мидием находился его внук, тоже Филомел (отец «нашего» Филиппида), именно на его лошади выезжал в торжественных процессиях как гиппарх Мидий, «богач и щеголь», который сам «не решился купить себе коня» (Демосфен. XXI, 174). Его имя встречается в одной из речей Лисия, Исократ говорит о нем как друге обвинителя трапезита Пасиона, посланном к последнему требовать возвращения денег, отданных ему на хранение сыном боспорянина Сопея, и как об одном из своих последних учеников. Судя по ряду надписей, он несколько раз выполнял обязанности хорега во время праздника Таргелий и не менее пяти раз — триерарха и синтриерарха, а также, как сказано в декрете Стартокла (IG, II2. 649), и другие литургии.
Нас больше интересует его сын, Филиппид, поскольку именно он назван как лицо, выступившее в защиту Мидия вместе с Мнесархидом, Диотимом, Неоптолемом и «другими подобными им богачами и триерархами» (Демосфен. XXI, 208 сл., 215). Из надписей известно, что он несколько раз исполнял обязанности триерарха и синтриерарха; как наследник отца был осужден за неуплату долга, возможно, связанного с оснасткой корабля. Хорег, стратег на флоте, архонтбасилев, агонофет, он также участвовал несколько раз в посольствах и выполнял другие обязанности. Из этого ясно, что деятельность его на благо полиса была активна, разнообразна, требовала больших затрат, и за свои заслуги перед демосом Филиппид награждался золотым венком, статуей на агоре, ему даруется проедрия на всех агонах и др.
Мы уже упомянули о Мнесархиде среди «богачей и триерархов», которые намерены, по словам Демосфена в речи «Против Мидия», предназначенной для оглашения в гелиэе, добиваться пощады Мидия (XXI, 208 сл.). Но еще ранее, судя по замечанию того же Демосфена,

118

«кое-кто из очень богатых», в том числе и Мнесархид, во время заседания экклесии умоляли о прекращении дела, однако народ ответил криками, требуя осуждения Мидия, «резко, гневно и с возмущением» выступив в защиту оратора (Демосфен. XXI, 215).
О жизни Мнесархида, сына Мнесархида, из дема Галы Арафенские, известно очень мало. Он был по крайней мере дважды триерархом, что ставит его в ряды богатых людей, подтверждая тем самым правдивость Демосфена. Возможно, именно этот Мнесархид назван в речи «Против Феокрина» Корпуса Демосфеновых речей ([LVIII], 32).
Настала очередь обратиться к Диотиму, сыну Диопифа, из дема Эвонимон, отпрыску одной из самых знатных и богатых семей Афин. Известно по крайней мере шесть поколений ее членов. Отсылая за сведениями о них к книге Дэвиса (АР, 1971. № 4386), отметим только, что представители ее занимали в полисе важные посты и неизменно придерживались демократической ориентации, например, Стромбихид, непримиримый враг олигархии, погиб при тридцати тиранах (Лисий. XIII, 13; XXX, 14).
Диотиму принадлежало заметное место в истории Афин того времени. Эпиграфические источники сообщают, что он был крупным предпринимателем, занятым добычей серебра. Начиная с 350 г. до н. э. Диотим (единственный из трех сыновей Диопифа) неоднократно присутствует в документах как арендатор рудников и собственник земли и мастерских по переработке руды в районе Лавриона. Очевидно, та часть собственности, которая находилась здесь, была унаследована им от отца, имевшего землю и владевшего мастерской по переработке руды в Лаврионе, и стала основой его богатства.
Антимакедонская позиция и деятельность Диотима были неизменны и активны, в чем источники единодушны. Об этом говорит автор Псевдоплутарховой биографии Демосфена, называя Диотима среди тех лиц, совместно с которыми Демосфен противостоял Филиппу (Псевдо-Плутарх. Жизнеописания 10 ораторов. 844F), но гораздо ценнее свидетельства современных ему документов: он выступает одним из поручителей за корабли для Халкиды в 340 г. до н. э., подарил щиты полису после битвы при Херонее, за что был увенчан; стратег в 338/7 и в 335/4 гг. до н. э., когда возглавил экспедицию против пиратов по инициативе Ликурга и после успешного завершения ее получил почести от народа, тоже по предложению Ликурга. Дио-

119

тим дважды назван в числе синтриерархов. Он оказался среди тех видных граждан — врагов Македонии, выдачи которых потребовал осенью 335 г. до н. э. Александр, сын Филиппа. Самое позднее известие о нем связано с его деятельностью как стратега по организации доставки зерна в Афины, испытывавшие его недостаток. О смерти Диотима упоминается в одном из писем Демосфена, где он характеризуется как один «из числа людей, преданных народу» (Демосфен. Письма. III, 31).
Итак, вряд ли будет большой ошибкой утверждать, что Диотим — один из наиболее известных и богатых афинян своего времени, богатство его основано на владении землей в районе серебряных рудников и их разработке. Он занимал самые ответственные посты в полисе, в соответствии с семейными традициями был сторонником демократии и патриотом, решительным и последовательным противником Македонии.
Последний из названных Демосфеном друзей Мидия — Неоптолем, сын Антикла, из дема Мелита. Предки его зафиксированы еще в конце VI в. до н. э., имя одного из них, тоже Антикла, стратега 470 г. до н. э., сохранил Фукидид (I, 117, 2). Его отец Антикл принадлежал к числу учеников Исократа, которые, по свидетельству оратора, были увенчаны золотыми венками за свою службу полису, потратив много собственных средств на государственные нужды (Исократ. XV, 93 сл.).
Впервые Неоптолем появляется в поле зрения источников как раз в речи Демосфена «Против Мидия» среди «очень богатых людей» (XXI, 215). Возможно, он идентичен Неоптолему, названному (без демотикона) как владелец земли в рудном районе Анафлистос (IG, II2, 1582,l. 122). Известно об отпуске им на волю трех рабов: сначала — двух (IG, II2, 1569, ll. 55-59) и через некоторое время — еще одного.
Наиболее активные годы его жизни — 330-е до н. э., когда он был близко связан с Ликургом. Демосфен упоминает его в речи «За Ктесифонта о венке» среди тех, кто был награжден народом за пожертвования из личных средств: «Вот этот Неоптолем, заведовавший многими работами, был награжден почестями за то, что приложил собственные средства» (XVIII, 114). Например, он обещан позолотить алтарь Аполлона на агоре «согласно прорицанию бога», за что Ликург предложил увенчать его и посвятить ему статую (Псевдо-Плутарх.

120

Жизнеописания 10 ораторов. 843F). Известны посвящение, сделанное им на Акрополе (IG, II2, 4901), и венок, посвященный им Афине (IG IP, 1496,ll. 43 сл.). Он пожертвовал какие-то суммы святилищу Артемиды Аристобулы в родном деме Мелита, в 326/5 г. до н. э. — один из десяти афинских гиеропеев на Пифийских играх в Дельфах.
К тому же году относится и последнее известное деяние Неоптолема — предоставление двух сумм, в 1500 и 500 драхм, на покрытие «корабельных» долгов пяти лицам: Филиппиду, сыну Филомела, пеанийцу; Евбою, сыну Кратистолея, анагирунтцу; Конону, сыну Тимофея, анафистийцу; Онетору, сыну Онетора, мелитийцу; Файаксу, сыну Леодаманта, ахарнцу (IG, II2, 1628, 11. 384-389, 418; 1629, 11. 904 сл., 939 сл.). Это был заем типа эраной, и поскольку эраной предоставлялись родственникам или друзьям, то, очевидно, здесь следует видеть свидетельство дружественных отношений между Неоптолемом и теми, кому он оказал помощь. Обратим внимание, что среди должников находится уже известный нам Филиппид, но не менее интересны и другие лица. Пожалуй, самая для нас любопытная фигура — Онетор, старый враг Демосфена, оказавшийся вовлеченным в дело об опеке над Демосфеном и возвращении унаследованного им от отца имущества. Демосфен называет Онетора в третьей из речей «Против Афоба» — одного из своих опекунов, как лицо, которому Афоб, женатый на сестре Онетора, передал землю (XXIX, 3). Демосфен вчинил ему иск «о насильственном противодействии законному вступлению во владение имуществом», когда тот прогнал оратора, который после осуждения Афоба предъявил свои права на землю. Этому делу посвящены две речи Демосфена «Против Онетора» (XXX и XXXI).
Из перечисленных лиц только один Евбой не имеет зафиксированных источниками предков, проявивших себя в общественной и политической жизни Афин прошлых времен. Предки Конона (АР, № 13700) занимали видное место в полисе в V в. до н. э., один из них удостоился статуи на Акрополе; дед Конона — прославленный полководец и политик Конон, имя которого получил (как принято) его внук, а отец — не менее прославленный Тимофей. Онетор (АР № 11473) принадлежал к семье, известной с VI в. до н. э., как и его брат Филонид, ученик Исократа. Предки Файакса тоже занимали заметное место в Афинах с V в. до н. э. Все они принадлежали к людям, наследственно богатым: предки Конона обладали значительными земельными владениями еще в предшествующем столетии, очень бога-

121

ты были старший Конон и его сын Тимофей, значительные земельные владения имел и младший Конон. Судя по тому, что Евбой выполнял обязанности триерарха, он также принадлежал к литургическому классу. Онетор — один из богатейших людей Афин, среди его ближайших родственников были люди, активно занимавшиеся предпринимательской деятельностью в Лаврионе. Большинство из упомянутых дин помимо триерархии выполняли и другие литургии.
Как видим, Неоптолем представляет весьма яркую личность, образец богатого и достаточно знатного афинянина, активно участвовашего в жизни полиса, жертвуя ему значительные средства, выполняя различные обязанности гражданина, в том числе и самую тяжелую — триерархию. Для его общественно-политической ориентации весьма показательны близость к Ликургу и круг друзей из числа богатых людей, предки которых занимали видное место в истории Афин в течение по крайней мере двух столетий. Дружеские связи Неоптолема с Онетором унаследованы от отца, одновременно с Онетором учившегося у Исократа, а один из друзей Неоптолема, Конон, был связан с ранее упомянутым Диотимом общей политической и финансовой позицией: оба выступали поручителями кораблей для Халкиды.
Что же объединяло этих людей, которые так дружно выступили в поддержку Мидия? Прежде всего, они происходили из известных семей: Тимократ и Полиевкт принадлежали к семье, зафиксированной источниками с начала V в. до н. э. Как и семьи Филиппида и Неоптолема, шесть поколений семьи Диотима предоставляли своих членов для служения полису на самых различных постах. Когда есть сведения об их личных друзьях, они также оказываются принадлежащими к этой же среде. Все они люди богатые. Помимо того что так их определяет Демосфен, тот факт, что они попали в сводку Дэвиса, свидетельствует об их принадлежности к людям состоятельным. Все они несли литургии, и прежде всего самую обременительную — триерархию, а также хорегии разного рода, занимали различные должности и жертвовали собственные средства на благо полиса, т. е. всего гражданского коллектива. Для большинства одним из основных (если не основным) источников богатства были разработки серебряных рудников, во всяком случае для Филиппида, Диотима и Неоптолема это доказывается надписями. Учитывая то обстоятельство, что находка такого рода источников — результат случайности, эти материалы тем более красноречивы.

122

Прямых и ясных указаний на политические взгляды наших героев в источниках почти нет, но, судя по самому факту активного выполнения ими гражданских обязанностей и известным нам демократическим традициям семей некоторых из них, очевидно, что они жили в полном согласии с демократией, тем более что в условиях тех лет, на которые пришлась их деятельность, в Афинах и не было особых случаев иным способом проявить свои симпатии и антипатии или занимать какую-то определенную позицию. Что касается внешнеполитической ориентации, то известна только решительная антимакедонская позиция Диотима и Полиевкта.
Особого внимания заслуживают личные связи членов рассматриваемой группы, весьма показательные: Тимократа и Полиевкта — с Андротионом, Диотима и Неоптолема — с Ликургом, выше мы писали о друзьях Неоптолема, отметим также, что Филомел, отец Филиппида, и Антикл, отец Неоптолема, учились у Исократа, как и друг Диотима, Онетор.
Вместе с тем, намечается и еще одна линия связей: у Ликурга дед был убит тридцатью тиранами (как сообщается в Псевдоплутарховой биографии Ликурга, — Псевдо-Плутарх. Жизнеописания 10 ораторов. 841 А), что заставляет вспомнить о традиции семьи Диотима, один из представителей которой также тогда погиб. Кроме того, Ликург был близок с оратором Исократом (там же, 841В), учеником которого был еще один из деятелей того времени — Гиперид (там же, 848D), причем тот же источник сообщает об их дружеских отношениях (там же, 848F). Известна позиция Гиперида относительно посылки кораблей на Эвбею, когда именно он выступил инициатором подготовки эскадры на добровольно пожертвованные средства и сам от своего имени и за сына выставил две триеры (там же, 849F), в этой же антимакедонской акции участвовал Диотим и друг Неоптолема, Конон. Наконец, именно Ликург предложил почести Неоптолему и провел постановление о почестях Диотиму.
По некоторым признакам отвечал этой группе и Блепей: богат, как-то связан с Лаврийскими рудниками, во всяком случае, кредитовал тамошних предпринимателей, но, пожалуй, это и всё. Возможно, он был новым гражданином, недавно получившим права гражданства, подобно некоторым другим трапезитам в Афинах (в сводке Дэвиса его нет), и Демосфен упомянул его отдельно от других, так как он и действовал один, не входя в рассмотренную группу. Но гражданский

123

статус Блепея не вызывает сомнений, так как он предложил Демосфену деньги за прекращение дела против Мидия во время заседания экклесии, присутствовать на котором имели право только граждане.
Что касается Мидия, то он, в общем, вполне органично сливается со своими защитниками: богат, причем основу состояния составляет разработка рудников, принимает активное участие в политической жизни Афин, неоднократно занимает различные государственные должности, несет расходы по триерархии и другим литургиям.
Некоторые сомнения возникают, правда, относительно его генеалогии, источники сохранили сведения только об его отце и брате, но неизвестно, был ли его отец действительно «новым человеком» или такое впечатление случайно. Отметим также дружеские отношения на уровне двух поколений: в защиту его выступают Тимократ и его сын, Полиевкт, поддерживает Филиппид, отец которого Филомел — тоже друг Мидия. Что касается политической ориентации Мидия, то напомним, что другом его был Эвбул, а Эсхин, с которым он познакомился через Эвбула, сожалел о смерти Мидия, возможно, не только из-за ухода из жизни человека, как и он, ненавидевшего Демосфена, но «по многим соображениям» (Эсхин. III, 115).
Таким образом, вырисовывается группа граждан, которых объединяли общие черты: они богаты, достаточно известны, очевидно, честно служили полису, выполняя литургии, иногда делая на благо его больше, чем им положено по их состоянию, и тратя на это свои собственные средства. Личная дружба между некоторыми восходила еще к их отцам, вместе учившимся у Исократа. Довольно уверенно можно говорить о решающем значении для их материального благополучия (если не сказать — процветания) их деятельность по разработке серебряных рудников Лавриона, хотя они обладали и землей. Антимакедонская позиция по крайней мере некоторых из них несомненна.
Вернемся к вопросу о тактике Демосфена в процессе против Мидия. Мы уже отмечали необычность аргументации, вызванную обстоятельствами, связанными с процессом. Примем во внимание, что речь «Против Мидия» написана Демосфеном не для клиента, а для себя самого, отсюда — особая заинтересованность в благоприятном исходе процесса. В противостоянии с Мидием оратор столкнулся не только с ним лично, но и с целой группой граждан, «коллективный портрет» которых мы пытались представить. При такой ситуации понятны опасения Демосфена, что привычная аргументация,

124

которую могла ожидать от него аудитория, гелиасты, не окажется достаточно эффективной (сам факт его отказа от процесса весьма красноречив), и поэтому он решил построить свою речь таким образом, чтобы иметь максимальные шансы на успех. Весьма знаменательно, какой именно путь он выбрал. Из анализа речи следует вывод несколько парадоксальный: наиболее значительные шансы на победу сулила аргументация, в которой на первый план выдвигались идеи о коренном противоречии между богатыми и бедными гражданами, об опасности для бедняков все усиливающегося влияния богачей, о необходимости противостояния им объединенными силами.
В научной литературе последнего времени об афинской демократии одной из ведущих является идея стабильности внутриполитической ситуации в полисе в IV в. до н. э. Вместе с тем хотелось бы подчеркнуть бесспорное наличие подспудного противостояния богатых и бедных, одним из доказательств чего как раз и является та система аргументации, к которой счел необходимым прибегнуть наш оратор. Для современников она, естественно, не осталось незамеченной, что подтверждает сам Демосфен. Он, в частности, объявляет себя противником чрезмерных нападок друг на друга богатых и бедных, нуждающимся он советует «отказаться от того требования, которым недовольны состоятельные» (Демосфен. X, 43). Но особенно красноречиво (повторим) его утверждение о том, что оратор, предлагающий конфискацию имущества богатых и тем самым потакающий демосу, «становится у вас (т. е. граждан, заседающих в экклесии. — Л. М.) сейчас же великим, прямо бессмертным по своей неприкосновенности» (там же, X, 44). Подобные мысли для Демосфена не случайны, поскольку присутствуют и в других его речах. Например, в речи «О делах в Херсонесе» он решительно обрушивается на всех, кто посягает на собственность: «Ведь если кто-нибудь, граждане афинские, не считаясь с тем, будет ли это полезно для государства, привлекает граждан к суду, отбирает имущество их в казну, предлагает раздачи и выступает с обвинениями, то в этом нет с его стороны никакого мужества, но такой человек обеспечивает себе безопасность тем, что угождает вам своими речами и политической деятельностью, и таким образом он смел, ничего не опасаясь» (там же, VIII, 69).
Близкие идеи встречаются и у других афинских ораторов того времени. Так, в речи Гиперида «В защиту Евксениппа по обвинению его Полиевктом в противозаконии» имеется следующий весьма важ-

125

ный для нас пассаж: «А самое подлое из того, что ты сказал в своей речи, — ты рассчитывал, что не заметят, ради чего ты это говоришь, но тебе не удалось скрыть, — это то, что ты многократно напоминал в своей речи, что Евксенипп богат, и немного погодя (сказал об этом) снова... Большое ли состояние у Евксениппа или малое — это, разумеется, не имеет никакого отношения к этому процессу, но Полиевкт, говоря это, злонамеренно создает у судей неосновательное предубеждение, чтобы они вынесли решение на основании не самого дела, а чего-то другого, независимо от того, провинился ли в отношении вас подсудимый или нет» (Гиперид. IV, 32). Из приведенного поистине замечательного отрывка следует, что для гелиастов упоминание о богатстве подсудимого служило аргументом (или, по крайней мере, одним из аргументов) для признания его виновным и осуждения, представители же защиты оценивали такой подход как подлый.
Итак, мы склонны утверждать, что та стратегия обвинения, к которой прибегнул Демосфен в речи «Против Мидия», была вызвана вполне определенным соображением, а именно уверенностью в том, что достигнуть успеха в деле, где его противника — богача и политика — поддерживают богатые и влиятельные граждане, можно только пустив в ход антиплутократическую риторику, которая имела мало общего с подлинными взглядами оратора на богатство и богатых. Демосфен, хорошо знавший настроения демоса, его психологию, счел такую тактику наилучшей, решив сыграть на чувствах судей, т. е. тех же граждан. Вчинив иск Мидию, он и деньги получил, и, опубликовав речь, ославил своего врага.

Подготовлено по изданию:

Маринович Л. П.
Античная и современная демократия: новые подходы к сопоставлению : учебное пособие / Л. П. Маринович. — М.: КДУ, 2007.- 212 с.: ил.
ISBN 978-5-98227-183-9
© Маринович Л. П., 2007
© Издательство «КДУ», 2007



Rambler's Top100