Введение............................ 128
Глава I. Категории зависимого населения эллинистической Малой
Азии ........................ 134
Глава II. Рабство и зависимость в городах эллинистической Малой
Азии ........................ 147
Глава III. Формы зависимости сельского населения Малой Азии ... 158
Глава IV. Социальные движения в эллинистической Малой Азии ...186
Глава I
Эпиграфические памятники эллинистической Малой Азии изобилуют большим количеством терминов, за каждым из которых скрываются различные социальные категории и отношения. Это касается не столько рабства, сколько в значительно большей сте-
пени тех переходных форм зависимости, в которых не было полной свободы, но не было и полного рабства, говоря словами автора одной из недавно вышедших в свет работ, — μεταξύ ελευθέρων και δούλων 1.
Чрезвычайно важно разобраться в многообразной и пестрой картине социальных отношений в городе и в сельской местности, попытаться хотя бы предварительно определить, какая именно категория населения скрывается за теми или иными терминами. Изучение терминологии должно вестись на основе анализа конкретно-исторического весьма многообразного эпиграфического материала Малой Азии, но не должно быть самоцелью.
Кроме того, при выделении различных социальных категорий, и в том числе категорий зависимого населения, надо проявлять большую осторожность и учитывать, что наши требования при определении тех или иных понятий далеко не всегда соответствуют представлениям, которые имели место две тысячи лет тому назад. В частности, следует отметить наличие большого количества различных подразделений и нечеткость определения некоторых из них, что часто затрудняет возможность каких-либо обобщений.
Для удобства изложения целесообразно изучать по отдельности формы рабства и зависимости в городах и в сельской местности. Однако подобное разграничение категорий в значительной мере условно; выделение той или иной категории из общей массы зависимого населения уже само по себе носит черты условности. Еще более условно относить данную категорию только к городскому или только к сельскому населению: ведь ойкеты и андраподы, например, катойки и паройки встречались как в городах, так и в сельской местности. Поэтому, принимая подобную классификацию, приходится делать это лишь из соображений практических.
При выделении различных категорий зависимого населения Малой Азии имеется еще одна трудность. Прямые указания на социальное положение того или иного лица, в частности на его рабское происхождение, в эллинистических надписях встречаются сравнительно редко, а вопрос о тех принципах и критериях, которые бы позволили отделить зависимое от полноправного сельского и городского населения Малой Азии, сложен и неразработан.
А. Г. Периханян, например, большое значение при определении социального положения того или иного лица на храмовых землях придает этникону или демотикону. Она считает, что категория Ιεροί, «жившая на храмовой территории, стояла вне общины, ибо все члены храмовых общин, как правило, имеют
демотикон (или этникон)»2. Однако автор отмечает, что, не будучи членами общин в храмовых деревнях, ιεροί не являлись и рабами. Подобная постановка вопроса интересна в методическом отношении: на храмовых землях существует промежуточная между рабами и общинниками категория жителей, имена которых даются без этникона или демотикона. Следовательно, не всегда лиц, не имеющих этникона, можно безоговорочно определять как рабов. Интересно наблюдение, которое делаег К. М. Колобова на материале Северного Причерноморья3 и которое применимо и к Малой Азии: уроженец какого-либо города или местечка, уезжая из родных мест, обязательно имел этникон, при этом тем более подробный и «пышный», чем дальше тот находился от своей родины. Можно, например, вспомнить одного врача, имевшего этникон: ό έκ της Σαλβάκης Ηράκλειας της έν Καρία ιατρός (Suid., s. v. Heracl.).
Одним из критериев рабского положения того или иного лица может, конечно, служить отсутствие или наличие патронимикона, поскольку в эпиграфике эллинистической Малой Азии имена рабов обычно упоминаются без имени отца. Однако в ряде случаев это правило нарушается, особенно в сельских местностях. В надписи Мнесимаха 4, например, перечисляются имена рабов-ойкетов: Эфес, сын Адраста, Кадой, сын Адраста, Гераклид, сын Белетра, Тюий, сын Манея, сына Каика. Рабы эти упоминаются с именами отцов, а один из них — даже с именем деда, Следует иметь в виду, что при определении критериев обозначения рабства и зависимости к городу нужно подходить иначе, чем к сельской местности. В эпиграфике городов не встречается случаев, где бы раб упоминался с именем его отца, что свидетельствует, видимо, о развитых рабовладельческих отношениях. При более отсталых, патриархальных отношениях существовавших в деревнях, рабы, которые искони сидели на одних и тех же участках земли и которых знала вся округа, упоминаются с именем их отцов, а иногда и дедов.
В городах эллинистической Малой Азии основными социальными категориями были граждане, чужестранцы и рабы. Первая категория, как правило, обозначалась термином οι πολΐται (однако были и другие названия, например Ιναρχοι, как то имело место в Илионе5), вторая — ξένοι, третья — δουλοι. Эти категории в го-
родах были четко разграничены, например переход из категории ξένοι в πολΐται имел место лишь в исключительных случаях, для этого нужны были какие-то чрезвычайные обстоятельства. В Илионе, например, πολίτης мог стать лишь ксен, убивший тирана (OGIS, № 218). Права гражданства, но без приписки к филе получал за убийство тирана и раб. Помимо того, он считался επίτιμος 6.
Рабы в городах обозначались различными терминами — δουλοι, άνδράποδα, σώματα, παις, δημόσιοι, δοΰλοι οικότροψοι, οϊκέται и др.
Возможно, что δοΰλοι в городах — это обобщенное понятие для различных видов рабов. Как отмечал Я. А. Ленцман на материале классической Греции, термин δουλος следует определять «как понятие, противостоящее ελεύθερος, т. е. обозначающее всякого несвободного человека»7. Видимо, в таком же плане встречается противопоставление πολΐται—δουλοι в надписях городов Малой Азии.
Термин δουλος упоминается в официальных городских декретах, принимаемых от имени совета и народа в тех случаях, когда что-либо надо было запретить, кого-то за что-то наказать. Например, в надписи из Пергама налагаются различные штрафы на лиц, загрязнявших общественные источники. Наиболее суровая кара — удары бичом и колодки — угрожают именно рабу (OGIS, № 483).
Встречается в надписях городов Малой Азии и термин άνδράποδα. Я. А. Ленцман считал, что «слова „дул" и „андрапод" далеко не были синонимами. . . Первое из этих слов означало человека несвободного, но все же человека; второе же обозначало только вид имущества — instrumentum vocale» 8. В малоазийских надписях эллинистического времени смысл этого термина более широк.
С одной стороны, например, андраподы теосских надписей имеют право заниматься торговлей и ремеслом, они так же, как и свободные, получают ателию на торговлю производимыми ими изделиями. Андраподам дается право беспошлинно ввозить пурпур для окраски шерстяной материи. Все эти черты свидетельствуют о некоторых льготах в положении андраподов, могущих иметь свое «предприятие». Однако наряду с этим андраподы Теоса четко отграничиваются в надписях от свободных, даже занимавшихся самыми «низкими» профессиями, такими, например, как уход за скотом или разведение свиней.
С другой стороны, имеется ряд надписей из полисов Малой Азии, в которых андрапод — это только instrumentum vocale. Он
не включается даже в обычное, принятое я городах трехчленное деление на граждан, ксенов и рабов. Άνδράποδα в отличие от δοΰλοι упоминаются вместе с другим имуществом — землей, домами, скотом9. Термин 'ανδράποδα в значении instrumeiitum vocalo встречается в надписи из Байтокайки, где говорится об άνδράποδα δέ κα'ι τετράποδα χα Ι λοιπά ζώα. Трудно более ясно и лаконично дать характеристику положения андраподов и их места на ступенях социальной лестницы. В надписях часты упоминания о бегстве андраподов из неволи — τών άνδραπόδων τών άποδράντων 10.
В эллинистических надписях Малой Азии часто встречается термин σώμα, σώματα. Я. А. Ленцман показывает эволюцию, которую этот термин прошел на протяжении античности. В частности, автор отмечает, что «в классическую эпоху понятие σώμα . . . становится равнозначным латинскому corpus», и «только во время перехода к эллинизму σώμα начинают применять в его специфическом интересующем нас значении по отношению к рабам вначале с прилагательным δουλος в выражении δουλα σώματα и, наконец, в том же значении уже без определения, просто как σώματα»11.
Эта двойственность в употреблении термина σώμα, отмеченная Я. А. Ленцманом, может быть прослежена и на эпиграфическом материале Малой Азии. С одной стороны, жителей деревни карданов около Тельмесса (Ликия) называют σώματος ενηλίκου. Контекст надписи позволяет с уверенностью сказать, что здесь σώμα — не рабы, а свободные сельские жители, владевшие земельными участками. Есть аналогичные случаи в надписях Пафлаго-нии12 конца I в. до н. э., когда жители клянутся в верности императору и говорят, что ради него не пожалеют ни тела (σώματος), ни души, ни жизни, ни детей. Здесь термин σώμα не имеет никакого социального содержания13. Термин σώμα употреблялся также без социального значения и в смысле «покойник», «мертвое тело». Так, например, подвергался штрафу тот, кто выбрасывал из могилы мертвеца (σώμα), а могилу предназначал себен.
Однако наряду с этим термин σώμα в эпиграфике эллинистической Малой Азии использовали, вне всякого сомнения, и в значении «раб». Так, например, ателию на ввоз своих рабов (σώματα) в город и на вывоз из города получает их владелец Ларих, сын Леомедона15. В городах рабы, живущие в домах частных лиц,—
видимо, домашние рабы—называются οΐκετικά σώματα. Μ. И. Ростовцев видит в них противопоставление городским рабам, δημόσια, но, правда, ничем свою точку зрения не аргументирует18. Σώματα называют тех рабов, которых Эвмен II в середине II в. до н. э. отправил в Дельфы для восстановления общественных сооружений (Syll.3, № 671В, 12sq.).
Подобная двойственность термина σώμα имела место в сочинениях авторов более раннего времени, например у Ксенофонта (Hell., II, 1, 19), говорящего об ελεύθερα σώματα, уведенных в рабство Лисандром. Позднее, в первые века н. э., появляется термин σωματέμ-ορος в значении «работорговец» (OGIS, № 524), что не оставляет сомнений в социальном значении слова σώμα в римский период. Уже Плутарх (Eum., 8) упоминает его в контексте, где, без сомнения, слово σώμα обозначает «раб»—σωμάτων και Βοσκημάτων γεμοόσας.
В эллинистических городах в значении «раб» употреблялся также термин παις. Не случайно поэтому повторение в надписях слов τους ελευθέρους παΐδας17, что говорит и о наличии παΐδας несвободных, т. е. рабов18. В надписях II в. до н. э. встречается и термин παιδίσκη (Syll.2, № 846)19. Интересен термин παιδόπαιδα (IGBR, IV, № 11 и 69).
В более позднюю эпоху, в первые века нашей эры, слово παις со значением «раб» употребляется сравнительно часто — только из Митилены, например, известно около 20 надписей (IGRR, IV, № 25sq.). В эпоху христианства это слово приобрело и другое значение — «сын божий». Вплоть до самых поздних времен слово παις употреблялось со значением «сын», что имело место и в официальных текстах. Достаточно, например, сказать, что в лесбосских декретах после имени императора указывалось, что он был παις такого-то — например Αυτοκράτορα Τιβέριον [καίσαρα θ]εώ Σεβαστώ παΐδα Σεβαστόν (IG, XII, II, № 539).
Одной из категорий рабов в эллинистических полисах Малой Азии были δημόσιοι, общественные рабы20. Они выполняли многочисленные функции в городах, в частности были όπλοφόλας'βΜΗ, как о том свидетельствует декрет из Баргилии (IGRR, IV, № 733, 736). В некоторых случаях их называли δημοσίων όπλοφυλάκιων (LBW, III, № 495).
Кроме всех перечисленных выше категорий рабов имеется и еще одна градация в эпиграфических источниках Малой Азии — это подразделение рабов на частных и общественных (ιδιωτικά και δημόσια).
В картине социальных отношений Малой Азии эпохи эллинизма обращает внимание сравнительно малое количество вольноотпущенников. Это обстоятельство представляется особенно разительным при сопоставлении с первыми веками нашей эры, когда термин απελεύθερος встречается в эпиграфике Малой Азии повсеместно. В надгробных надписях, например, обычно говорится: «Сделано для себя, детей, потомков и вольноотпущенников» (αύτοΐς και τέκνοις και έκγόνοις και άπελευθέροις)21. Самые ранние из надписей этого типа датируются I в. н. э., а до того встречаются лишь единичные случаи22.
Таким образом, рабы в городах обозначались самыми различными терминами. Каждый из них имел свое значение и специфику. Наиболее общим и менее конкретным был δούλος, чаще встречающимися — σώμα и άνδράπ&δα. Некоторые из этих терминов, например σώμα и παις, имели двоякий смысл и далеко не всегда употреблялись в значении «раб». Поэтому без исследования конкретного материала лишь на основании этих терминов нельзя делать никаких выводов о рабовладении в городах эллинистической Малой Азии.
Упоминавшиеся выше социальные категории — δούλοι, άνδράποδα, σώμα, παις, ο'ικήται — это разновидности встречающихся в городах Малой Азии рабов. Их надо четко отличать от других социальных категорий в городах —- ксенов, паройков, катойков и других, имевших хоть и ограниченные, но политические права.
Ξένοι по своему юридическому и фактическому положению резко отличались от πολΐται. Они подразделялись на две категории: ксенов-чужестранцев, живущих в данном городе постоянно, и чужестранцев, яшвущих там временно. Последние обычно в надписях обозначались как παρεπιδημοδντες. О ксенах правильнее говорить — «неполноправное» население в отличие от рабов — «бесправного» населения, поскольку какие-то политические права они имели. Так, например, ксены на Родосе наряду с гражданами участвовали в выборах хорегов. Эти ксены назывались «живущими и обрабатывающими землю полиса Линда» (IG, XII, I, № 762). Видимо, речь шла о тех чужеземцах, которые жили там постоянно. Временно жившие в городах ксены, возможно, права выбора хорегов не имели.
Одной из категорий населения эллинистической Малой Азии были паройки. Самый термин παροικέω словарем Лидделла—Скотта определяется как «live near» — «жить около, рядом», а πάροικος — «dwelling beside or near, neighbouring» — «живущий рядом или близко». Авторы словаря в латинском языке видят аналогию этому термину в слове inquilinus.
Относительно категории πάροικοι и ее социального положения в историографии нет единого мнения. Наиболее распространенной в литературе является точка зрения, что термин παροικέω для Малой Азии — синоним μετοικέω. Ее придерживаются В. Шапо23, А. Джонс24, Уэллз25. М. И. Ростовцев прямо отмечает, что «мы мало знаем о паройках и катойках» 2е. А. Б. Ранович считал паройков сельскими жителями, переселившимися в город после присоединения к нему сельской территории и не получившими прав гражданства27. Единственная в историографии специальная статья на эту тему принадлежит И. С. Свенцицкой. И хотя автор не дает в итоге своего исследования четкого определения того, что он понимает под термином πάροικος, однако статья содержит целый ряд интересных наблюдений. И. С. Свенцицкая убедительно показывает, что «категория пареков связана обязательно с жизнью города, а не сельской местности: весь контекст надписей, в которых говорится о пареках, скорее указывает на какую-то группу, связанную с городской жизнью Малой Азии» 28.
Таким образом, вопрос о смысле термина πάροικος можно решить лишь на конкретно-историческом материале. В настоящий момент следует только отметить, что иаройки часто упоминались в надписях Малой Азии и были, видимо, сравнительно многочисленной категорией населения городов.
В эпиграфике эллинистической Малой Азии многократно встречаются термины κάτοικοι, κατοικία, κατοικοΰντες. Специального анализа этих понятий в литературе дано не было, однако принято считать, что данные термины являются идентичными. Начало такому пониманию положил М. И. Ростовцев, который в 1910 г. в своей работе о римском колонате писал: «Diese κάτοικοι oder κατοικούντες wohnen in Dörfern» 29, ставя между этими двумя кате-
гориями знак равенства. Не делает М. И. Ростовцев различия между терминами κάτοικοι и κατοικουντες в своей более поздней работе, посвященной истории эллинизма. Так, например, говоря о Родосе, он пишет, что κατοικευντες были местными жителями и принадлежали к его доэллинистическому населению30.
Остановимся еще раз на характеристике этих трех терминов. В словаре Лидделла—Скотта даются следующие, правда недостаточно конкретные, определения: ό κάτοικο; — «inhabitant», κατοικία — «a dwelling-place, habitation, settlement, colony», слово κατοικουντες отсутствует вовсе.
При анализе этих терминов важно учитывать ряд моментов. Первые два термина имеют четко ограниченные хронологические рамки и впервые встречаются только со времени диадохов. Κατοικία первоначально употребляется лишь в значении «поселение македонян», а κάτοικος — житель этого поселения. Тем самым можно сказать, что оба термина первоначально имели идентичный характер.
Нужно проследить, в какой мере третий термин идентичен первым двум. Термин χατοικουντες в эпиграфике Малой Азии встречается повсеместно. Им полны надписи, найденные как в городах, так и в сельской местности в эллинистическую и римскую эпохи.
На основании данных эпиграфики можно сказать, что значение термина κατοικουντες было двояко. С одной стороны, имеется большое количество надписей, в которых κατοικέω переводится как «населять», «жить». Так, например, в одной из самых ранних надписей эпохи эллинизма, относящейся к 334 г. до н. э., Александр Македонский, обращаясь к приенцам, живущим в Навлохе, употребляет термин κατοικουντων в значении «обитать», «населять», не вкладывая в него никакого социального значения 31. В том же смысле κατοικέω — «жить» встречается в одной из эфесских надписей 48 г. до н. э., где говорится о αί άλλαι Ελληνικά! πόλεις αϊ έν τηι 'Ασίαι κατοικοδσαι32. Применительно к грег ческим городам термин этот употреблен, безусловно, без какого-либо социального звучания — просто в смысле «быть расположенными», «находиться». В том же смысле он применяется но отношению к воинам, находившимся (или жившим) в полисе и хоре Пергама (OGIS, № 338 — τών στρατιωτών τοις κατοικοΰσιν τήμ πόλιγ και τήγ χώραν). Интересно в одной из пергамских надписей (IGRR, IV, № 330) выражение οί τήν άκρόπολιν κατοικουντες — «живущие на акрополе» или «населяющие акрополь».
Подобное значение этого термина не исчезает вместе с эпохой эллинизма — оно встречается и в значительно более позднюю эпоху,
например в первые века нашей эры. В одной из карийских надписей говорится о «живущих на той самой земле» (τών κατοικοόντων έν τηδε τη γη)33, которой они владели с древнейших времен. В надписи из Скаптопарены, датируемой временем правления Гордиана III, говорится о тех, кто жил в деревне (κατοικεϊσθαι. . . τάς κώμας — Syll.3, N° 888). Тот же термин κατοικέω в смысле «жить», «обитать» встречается и в других, далеких от Малой Азии районах, в частности в Мессене 34; с подобным же значением он упоминается в Египте35. Таким образом, все перечисленные выше примеры показывают, что термин κατοικουντες употреблялся в Малой Азии для всех слоев населения со значением «жить», «обитать», «населять».
Наряду с этим, что и отмечено рядом исследователей, термин κατοικέω в эпиграфике встречается в качестве противопоставления πολιτεόω. Эта точка зрения, высказанная Дж. Кардинали в 1908 г.36, была поддержана затем автором статьи в энциклопедии Паули— Виссова37. Разделяет ее и И. С. Свенцицкая38. Исследователи считают, что термин κατοικουντες во втором своем значении включал все без различия категории неграждан — и неполноправное, и бесправное население. Однако, соглашаясь с наблюдением Кардинали, следует отметить, что подобных надписей в Малой Азии имеется сравнительно мало, а те, которые есть, датируются эпохой эллинизма.
Таким образом, термин κατοικουντες имел двоякий смысл. Во-первых, он употреблялся повсеместно в надписях в значении «жить», «обитать» и не имел никакого социального звучания. Однако в ряде случаев он противопоставлялся глаголу πολιτεόω при обозначении самых различных категорий неграждан, включая ксенов и рабов. Во-вторых, термин κάτοικοι не идентичен термину κατοικουντες, поскольку значение второго гораздо шире смысла первою. Поэтому нельзя ео всех случаях, где говорится о κατοικουντες (а таких чрезвычайно много), считать, что речь идет обязательно о «катойках», как это делает М. И. Ростовцев в своей работе о колонате.
Данный терминологический анализ позволяет сделать одно наблюдение. Для эпохи эллинизма слой катойков, жителей катойкий, был сравнительно малочисленным (таких поселений в Малой Азии всего около 20), а κατοικουντες были в первую очередь не
социальной категорией катойков, а просто «живущими» в том или ином месте обитателями.
Таким образом, и это следует подчеркнуть еще раз, κατοικοϋντες нельзя механически, без анализа конкретного материала называть «катойками», как это делают некоторые исследователи.
Значительно более пестрой и сложной, чем в городах, является картина социальных отношений в сельской местности. Эпиграфические памятники полны упоминаний о самых разнообразных категориях сельского населения. Одно лишь перечисление их свидетельствует о многообразии различных форм деревенских отношений и связей. Это λαοί, κωμηται, οίκέται, άνδράποδα, κάτοικοι, γεωργοί, συνοικοι, έποικοι, έκτήμενοι, κατοικούντες, ένχώριοι, ξένοι и др. О некоторых из этих категорий мы ничего не знаем из источников, кроме того, что они существовали. О других имеем сведения разнородные и противоречивые. Далеко не всегда можно даже сказать, идет ли речь о полноправном, неполноправном или бесправном населении сельской местности. Ряд категорий является общим для города и для сельской местности. Задача конкретного исследования — установить, какова была их специфика в зависимости от окружавших условий. Вопрос этот в историографии разработан мало. Как говорит один из крупнейших специалистов по данному вопросу М. И. Ростовцев, «мы мало знаем о паройках и катойках, например, нельзя сказать, отличались ли они от λαοί в эпоху Селевкидов, имелась ли у паройков и катойков, жителей деревень, большая личная свобода, чем у λαοί, каково отличие в положении этих метойков, паройков и катойков от тех же категорий, живших в городе» 39. Тем самым М. И. Ростовцеву не был ясен ряд принципиальных вопросов социальных отношений эллинистической Малой Азии. Не разработаны они и сейчас.
Одной из встречающихся в источниках, но расплывчатых и неопределенных категорий сельского населения эллинистической Малой Азии были λαοί, или, как они иногда назывались в надписях, λαϊκά σώματα, σώματα λαϊκά ελεύθερα, λαοί βασιλικοί, λαοί γεωργοί. Этот термин λαοί Α. Б. Ранович переводит «„мужики", „люди", „люд", как именуются непосредственные производители на земле у многих народов»40.
Обратимся к источникам, в которых этот термин упоминается. Число их сравнительно невелико. Наиболее подробно о лаой говорится в так называемых надписях Лаодики 41, Мнесимаха 42, Аристодикида 43.
В историографии не поставлен еще целый ряд вопросов, связанных с положением лаой, и среди них один из труднейших — все ли сельское население или только какую-то его часть источники называли термином «лаой»? Например, М. И. Ростовцев считает, что лаой было сельское население, сидевшее на царской земле; когда его приписывали к городу, оно становилось уже паройками и катойками. А по мнению А. Б. Рановича, категория лаой включала в себя все сельское население Малой Азии, а сам этот термин А. Б. Ранович переводит как «мужики». Определению данной категории в работах А. Б. Рановича придается громадное значение, поскольку он считает, что вопрос о том, были ли лаой лично свободны или нет, определяет и характер социально-экономических отношений в эллинистической Малой Азии.
Однако следует отметить, что термином «лаой» далеко не исчерпывалось все многообразие социальной терминологии, которое имело место в сельских местностях Малой Азии. Нужно поэтому проследить соотношение лаой с важнейшими из перечисленных выше категорий сельскохозяйственного населения. Наиболее существенными представляются сопоставления γεωργοΰντες и лаой. А. Б. Ранович в статье «Зависимые крестьяне в эллинистической Малой Азии» пишет, что между этими двумя категориями не было никакого различия, и обозначает их едиными терминами «мужики», «крестьяне» 44. Между тем вряд ли это правомерно, поскольку эпиграфические памятники дают четкое разграничение этих двух социальных категорий. Приведем пример. В упоминавшейся выше надписи Антиоха II о продаже земель Лаодике (OGIS, № 225) говорится, что часть земли, граничащей с Παννου κώμη, была распахана соседними земледельцами (ύπό τών γεωργούντων). Царь эту землю отобрал назад, но их вместе с землей не продал. В противоположность этому лаой, которые переселились из своей родной деревни в другие места, царь вернул на прежнее место и продал Лаодике. Таким образом, мы видим, что юридическое положение обеих этих категорий земледельцев — γεωργοΰντες и λαοί — было различным: одних продавали вместе с землей, других — нет. Поэтому, как кажется, нельзя ставить вопрос так, как это делает А. Б. Ранович, и обозначать эти две категории сельского населения единым термином «крестьяне».
Следует также отметить, что в эпиграфике Малой Азии не встречается случаев, когда жители деревень, кометы, назывались бы лаой. Видимо, за этой различной терминологией скрывались определенные социальные различия. Кометы были самой многочисленной категорией сельского населения, как о том можно судить на основании данных эпиграфики. Термином этим
обозначались жители всех тех деревень, которые находились на землях, принадлежавших городам, царю и частным лицам. Широкое употребление придавало ему и широкое социальное значение. Кометами назывались все жители общины — комы, в состав которой не входили только рабы. Именно поэтому, говоря о значении данного термина, можно провести определенную градацию: кометы резко отличались не только от лаой, но и от живших в сельских местностях рабов. Эти рабы обозначались, как и в городах, различными «классическими» терминами — и οϊκέται, и σώματα, и άνδράποδα. Однако в отличие от городов поражает следующая характерная особенность: надписи эти в сельских местностях встречаются чрезвычайно редко. Ойкеты, являвшиеся в городах разновидностью домашних рабов, в сельских местностях имеют свою специфику. Они живут в своих домах и обрабатывают земельные участки, на которых сидели еще их отцы и даже деды45. Видимо, определенную часть урожая они отдавали владельцу той земли, которую обрабатывали.
Другие два термина в сельских местностях употребляются эпизодически, термин δουλος почти совсем не встречается. Άνδράποδα в сельских местностях имеет двоякий смысл. С одной стороны, в надписях Теоса указывается на сравнительно хорошее положение андраподов, например возможность самостоятельно вести торговлю. С другой стороны, в надписи из Байтокайки дается исчерпывающее определение их положения—άνδράποδα και τετράποδα. О других социальных категориях сельских местностей — σύνοικοι, ένχώριοι, έποικοι—мы мало что знаем из источников.
Этот краткий терминологический анализ имел своей целью показать, как многообразна и многопланова была картина социальных отношений в эллинистической Малой Азии. Мы видели целый ряд социальных категорий полиса и хоры. В первом — все оттенки, начиная от свободных и полноправных граждан города до рабов, обозначаемых как δουλοι и άνδράποδα. Во второй — еще более многообразные категории различных форм зависимости. Какие из них можно определить как рабство, а какие — нет, должен показать анализ конкретного материала. В предварительном порядке следует лишь сказать, что нельзя во всех тех случаях, где встречается та или иная форма зависимости, видеть обязательство рабство. Жизнь была значительно многообразнее имеющихся в нашем распоряжении схем, и задача историка разобраться на основе конкретного материала в тех закономерностях и отдельных частных случаях, которые позволяют проследить эпиграфические и литературные источники Малой Азии эпохи эллинизма.