В летний день 1827 года среди извилистых дорожек херсонесских руин бродил с группой матросов, вооруженных заступами и ломами, человек в белом морском кителе, с лихо закрученными вверх усиками. Более всего в жизни, казалось, он боялся запачкать свои ослепительно белые туфли. Это был лейтенант Крузе.
Молодой лейтенант приступил к раскопкам погибшего города по прямому распоряжению главного командира Черноморского флота. Археологией, видимо, заинтересовалось правительство. Он искал храм, в котором, как говорилось в летописи, крестился и принял христианство «равноапостольный» князь киевский Владимир.
Руины древнего здания Херсонесе на берегу моря. Из раскопок 1935—1936 гг. Ученые предполагают, что это — остатки храма ранневизантийского времени (около VI века нашей эры). Снимок 1941 г.
Древнехристианский храм-часовня (базилика) в Херсонесе, раскопанная в 1853 году. Мозаичный пол ее перевезен в Эрмитаж.
Пришел черед и для руин Пантикапея и остатков его окрестных курганов.
Шел 1831 год. В Керчи строили казармы. Камень стали ломать поблизости: в кургане Куль-Оба. За работами, в ожидании интересных находок, наблюдали Дюбрюкс и Стемпковский.
Как-то, отвалив одну из тяжелых каменных плит, рабочие обнаружили проход в богато убранную галлерею склепа. При тусклом, неверном свете смоляных факелов поблескивало золото и серебро многочисленных художественных изделий.
Часть галлереи давно обвалилась и была засыпана землей и мелким щебнем. Отвоевывать «клад» приходилось по футам и дюймам. Но зато велика была и награда!
Вот ваза с рельефными живыми изображениями скифов: выдергивание больного зуба, перевязка ноги... Ваза сделана из электрона — сплава золота с серебром.
Вот золотая чаша. Наружная ее сторона — как многолепестковый цветок; на внутренней стенке — резвятся рыбы и дельфины, а между лепестками проглядывают изображения голов скифов с остроконечными бородами и маски со змеями вместо волос — облик страшного чудища Медузы-Горгоны.
А это что? Золотой ошейник весом свыше фунта? Это — шейное кольцо вождя племени, так называемая гривна. Она свита из шести тол-
стых золотых проволок. Концы их прикрыты листовым золотом в виде трубок, украшенных синей и голубой эмалью. Из трубок этих на всем скаку выносятся, как бы перепрыгивая через препятствия, два скифских всадника.
Еще плита, за ней камера. Пол тоже в больших каменных плитах Чу, как звонко отдаются шаги... Это — звук пустоты: под плитами захоронение.
Перед замершими от волнения исследователями — возвышенное ложе под полуистлевшим балдахином. В деревянных саркофагах костяки мужчины и женщины —вождя племени и его супруги. Вновь—богатые украшения, мечи, скипетры, налучья, щиты, бляхи, музыкальный инструмент.
На южной стене склепа —пять больших гвоздей; на них когда-то висела одежда; теперь она истлела, лишь на полу около стены валяются золотые нашивки.
Но как только стали собирать всё это богатство, потолок склепа начал рушиться. 1ромадные камни грозили убить находившихся внутри. Кое-как всё же успели захватить лучшие вещи, сделать план, зарисовать комнату.
День за днем осторожно собирали и выносили находки. На ночь оставляли стражу. Скоро, впрочем, от нее отказались: кто же, думали, проберется в гробницу, рискуя быть задавленным падавшими с потолка камнями?
Между тем слухи о «кладах» ползли по окрестностям. И когда однажды утром исследователи вошли в склеп Куль-Оба, то только ахнули. Склеп был ограблен дочиста: было взято всё, что там оставалось. Исчезли двг серебряных подноса с двумя серебряными вазами, пропали многие предметы вооружения, несколько золотых фляжек, множество тисненых золотых блях — украшений одежды. Более того: грабители нашли под полом склепа и разграбили еще одну гробницу с превосходными золотыми вещами. Дюбрюкс и Стемпковский увидели лишь их жалкие остатки.
Несколько лет спустя министерство внутренних дел объявило о скупке различных драгоценностей, «собранных» в многочисленных курганах и могилах Причерноморья. Конечно, надо было читать не «собранных», а «похищенных». Хотя министр и выражался нарочито вежливо, воры ему не поверили. Великолепные чаши и ожерелья сплавлялись в слитки, а глиняную посуду, чтобы окончательно замести следы, безжалостно разбивали.
А что же Дюбрюкс?
Этот первый энтузиаст черноморской археологии умер в 1835 году в страшной нужде. За несколько месяцев до смерти он писал другу своему: «С начала февраля у меня нет огня в комнате; случается часто, что по два-три дня, а то и четыре дня сряду, я не знаю другой пищи, кроме куска дурного хлеба. Давно уже отказался я от моей бедной чашки кофе без сахара, которую пил я по утрам..».