Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
89

Тема 5

Расширение военной организации и эволюция понятия “populus”.

Как известно, гражданская община, формировавшаяся в Риме в V-IV вв. до н. э., самими римлянами определялась как populus. Однако социально-правовое содержание этого понятия до сих пор вызывает дискуссии. В связи с этим встает вопрос об изменении содержания понятия “populus”.

90

Содержание понятия “populus ” в исторической перспективе

В историографии существует достаточно устоявшаяся точка зрения (Last, 1945. Р. 43 f.; Штаерман, 1996. С. 34 и след.; Игнатенко, 1976.

С. 28 и след.; Кофанов, 1994. С. 28-32; Рерре, 1990. Р. 317, 324), что populus включал в себя весь римский народ, в том числе патрициев и плебеев. В подтверждение приводятся данные «Дигест», Феста, Геллия и «Институций» Юстиниана, суть которых сводится к тому, что «названием плебса обозначаются прочие граждане без патрициев (либо сенаторов)» (D. 50. 16. 238; Fest. Р. 264 L; Gai. Inst. I. 3; Inst, lust. 1. 2. 4). Например, Геллий пишет: «Капитон... отделяет плебс от народа (populus), потому что в народе всякая часть гражданства (civitas) и все его сословия (ordines) находятся, плебсом же называется та часть, в которую патрицианские роды (gentes patriciae) не входят» (Gell. X. 20. 5-6). Бросается в глаза акцент на то, что и патриции, и плебеи — это граждане (cives), причем плебеи — «остальные граждане» (ceteri cives), а патриции как бы базовые.

Этот акцент сквозит в характеристике юриста II в. н. э. Гая: «Плебс же от народа (populus) отличается тем, что все граждане (cives) в целом обозначаются названием народа (populi); прочие же граждане без патрициев обозначаются названием плебса». С этим фрагментом перекликается плохо сохранившийся отрывок Феста (Fest. Р. 442 L): “plebes autem est [populus universus] praeter patricios" («плебс же есть [весь народ] кроме патрициев» — в скобках слова, восстановленные Т. Моммзеном по остальным образцам). В данном пассаже привлекает употребление предлога praeter, которое помимо значения «исключая, кроме» имеет еще толкование «наряду, помимо, сверх» (с Асс.). Это придает отрывку особую окраску по сравнению с изложенными выше определениями — «плебс как [часть народа], но сверх патрициев или добавленная к ним».

Как видим, все источники подчеркивают, что и сами дефиниции plebs и patricii не совпадают и определяются только одно через другое; причем выступают как бы первичными по отношению к populus. А тот в свою очередь рассматривается как некое самостоятельное понятие, содержание которого может замещаться тем или иным социально-сословным элементом в зависимости от ситуации. Более того, все эти три понятия неразрывно связаны и подчинены категории «гражданства».

91

Известно, что в архаическом Риме «закон» (lex) был постановлением центуриатного и куриатного собраний и не совпадал с плебисцитом, т. е. решением плебейского собрания — concilium, а с середины IV в. до н. э. трибутных комиций. Лишь в 287 г. до н. э. законом диктатора Гортензия plebiscitum был уравнен с lex. Ранее действие закона распространялось на всех граждан, а плебисцита — на часть гражданства — плебс. Однако постановления принимались и другой частью общества. Таково «постановление народа» (Scitum populi) в еше одном фрагменте Феста (Fest. Р. 442 L): «Это решение, которое вносит патрицианский магистрат и народ (populus) проводит своим голосованием. Собрание populus состоит из патрициев, и оно законы принимает. Ведь populus — это граждане без плебеев». Значит, «постановление народа» - это не решение плебса. Как верно отметила И. Л. Маяк, «народ не идентичен, а, скорее, противопоставлен плебсу», сами же scita populi — это «решение части римлян, т. е. решения куриатных комиций, где действуют патриции, а не плебеи» (Маяк, 1993. С. 83).

Отсюда следует вывод, что архаический, досервианский populus носил однородный характер и состоял из спаянных в роды и курии патрициев, поскольку до IV в. до н. э. плебеи в курии не входили (как показано выше). Эту теорию обосновал еще Б. Г. Нибур (Niebuhr, 1811. Bd. I. S. 183-186, 263, 337-346), а в отечественной литературе убедительно отстаивает И. Л. Маяк.

В течение царской эпохи римляне охотно принимали в свои ряды жителей покоренных городов, особенно латинских, а также добровольных переселенцев, привлеченных удобным расположением города и его военной мощью. Новые жители со своими родами распределялись по римским куриям и получали все права, какими пользовались и старожилы. Вновь принятые роды сохраняли свою гентильную структуру, а значит, и военную мощь, но растворялись в римском милитаризированном народе — populus. С коренными жителями они вступали в такую же связь, как и со своими прежними соплеменниками. В то же время, как уже говорилось (см. тему 2), прекращение со времени Ромула образования новых курий препятствовало развитию местного партикуляризма и облегчало ассимиляцию и контроль органов управления за деятельностью и лояльностью новых общинников. Но примерно с конца VII в. до н. э. римская родовая община достигла пределов своего расширения и грозила стать

92

неуправляемой. Поэтому прием новых поселенцев в роды и курии был прекращен, хотя поток их на римскую территорию не ослабевал (Маяк, 1993. С. 68-69).

Наши главные и, увы, единственные эксперты Ливий и Дионисий Галикарнасский связывают это эпохальное событие с правлением Анка Марция (640-616 гг. до н. э.). Именно он расселил жителей покоренных латинских городков Политория, Теллен, Фиканы и др. по трибам (Dionys. III. 37. 4), причем местом расселения, по Цицерону (Cic. Resp. II. 18. 33) и Аврелию Виктору (Vir. ill. V. 1-2), определяет холм Авентин (Dionys. III. 37. 4; 38. 3; 43. 1-2; X. 32). Ливий (Liv, I. 33. 2) называет переселенцев novi cives, но умалчивает о включении их в курии. Как это разнится с деяниями царя Тулла Гостилия! Сей царь в середине VII в. до н. э. не только принял жителей покоренной Альба-Лонги в римские роды и курии, удвоив таким образом население Рима за счет «новых граждан», но и ввел их старейшин в сенат {patres), а из молодежи составил 10 турм всадников! (Liv. I. 30; Dionys. III. 29.7; 31. 3; 37.4; Plut. Rom. 17; App. Rom. 1.12). Ничего подобного не проглядывается при Анке Марции. Связано это может быть только с завершением образования новых курий и превращением уже существовавших 30 в замкнутый гентильный коллектив как последней стадии родоплеменного строя (см. тему 2, п. 1).

В результате в Риме в течение VI в. до н. э. скопилось множество «инородцев», которые не входили в курии и трибы и были лишены прав коренных общинников: участвовать в куриатных комициях, занимать общественные должности и пользоваться земельными наделами на «общественном поле». Позднее их стали называть плебеями или собирательно — плебсом (что значит «толпа, множество»). Более того, в соответствии с «железным» постулатом архаического правового сознания воином мог быть только гражданин (полноправный общинник), а гражданином — воин. Поэтому в куриатном ополчении плебеи не служили. Это также приводило к накоплению в Риме взрывной массы бесправных жителей.

Со времени гипотезы Эд. Мейера в начале XX столетия ряд ученых (Meyer, 1893. Bd. II. S. 512 u. folg.; Last, 1945. P. 31-35,47; Heurgon, 1969 a. P. 125 ff.; Bloch, 1913. P. 33; Soltau, 1880. S. 69; Игнатенко, 1976. С. 28-29, 40) не оставляют попытки доказать не этнополитическое (как пришлого элемента), а чисто социальное происхождение плебса как «простонародья» — рядовых полноправных членов курий —

93

в отличие от патрициев — сенаторов (patres), родовой знати, эксплуатирующей плебеев как клиентов (Кофанов, 1994. С. 26-44). Однако такая теория обессмысливает недопущение плебеев к ager publicus, а предполагаемое исконное членство плебеев в куриях оставляет недоумение по поводу их отстранения от курульных магистратур именно по причине отсутствия у них допуска к ауспициям и общественным священнодействиям, доступным самому ничтожному члену курии и пага. Красноречиво в этом отношении словоупотребление Ливия по поводу сетований сенаторов на сборища плебеев накануне 1-й сецессии: «...будь в государстве настоящие правители, не было бы в Риме собраний, кроме общенародного (concilium publicum); теперь же по тысяче курий (mille curias) и народных сходок (contiones) рассеяно и разделено общее дело — иные на Эсквилине, а иные на Авентине» (Liv. II. 28. 3). Здесь собрания членов курий и плебейские сходки открыто противопоставлены друг другу.

Обращает на себя внимание пассаж Варрона, в котором выделяются категории граждан, выкликаемые глашатаем для проведения ценза: “omnes Quirites, pedites armatos privatosque, curatores omnium tribuum" (LL. VI. 86). Здесь квириты, которых справедливо считать членами куриатной организации, перечислены отдельно и наряду с членами центуриатной организации — вооруженными и невооруженными (по-видимому, юниорами и сениорами) пешими воинами — и членами триб, т. е. территориальных подразделений общины. Но если куриал, воин и землевладелец воплощались в патриции, то плебей был лишен первого статуса и оставался неполноправным civis. Войти в курию он не мог без специального решения о принятии (как в случае с Аттом Клавзом или пополнением сената в начале республики), в противном случае он был бы допущен к ауспициям, что лишило бы смысла многолетнюю борьбу плебеев за высшие магистратуры.

Достаточно проанализировать полемику в Риме по поводу закона Канулея 445 г. до н. э. об отмене запрета на браки между плебеями и патрициями, сочное описание которой донес до нас Ливий (Liv. IV. 3-4). Patres неистово ратовали против закона еще и потому, что плебеи не имели права доступа к понтификальным и консульским фастам. Канулей в свою очередь парировал тем, что при Ромуле ни патрициев, ни плебеев не было и почему де патрициям не запретить заодно и браки между богатыми и бедными (Ibid. 4. 9). Иными словами,

94

различие сословий крылось не в экономической, а в политико-религиозной плоскости. К тому же при Ромуле плебса действительно не было как сословия, а наиболее знатные старейшины и составили сенат из patres, главенствовавший над массой рядовых патрициев!

Кстати, закон Канулея отнюдь не подводил черту в существовании раздельных общин патрициев и плебеев, как привычно думает большинство романистов. Напротив, он был реакцией на запрещение смешанных браков децемвирами второго года (Liv. IV. 6; Cic. Resp. II. 37. 62). Ливий четко указывает на виновника подобного запрета — это Аппий Клавдий, «самодур и узурпатор», который своим законом, внесенным в 449 г. до н. э. в 12-ю таблицу, перекрыл плебеям доступ к курульным должностям (Liv. IX. 34. 5). Следовательно, до децемвиров смешанные браки никто юридически не запрещал? Впрочем, это не означает их обыденности и распространенности. Но очевидно, что настоятельность запрета возникла в тот момент, когда плебеи оказались полностью инкорпорированы в военную центуриатную, а через нее и в гражданскую общину (civitas), чем подрывали гегемонию патрициата в политической сфере. Так как главным препятствием для заключения означенных браков выдвигалось отсутствие у плебеев права на совершение ауспиций и publica sacra, доступное только членам курий (Сморчков, 2003. С. 36-37), то закон Канулея можно считать первым шагом на пути преодоления отчуждения плебеев от курий. Последнее логично подтверждает и учреждение всего два года спустя консулярного трибуната как паллиатив консулату.

Посему куда более фундированны аргументы сторонников изначально патрицианского характера римского общинного коллектива (populus), куда плебеям вход был заказан, — Б. Г. Нибура, Т. Моммзена, Ф. Де Мартино (Niebuhr, 1811. Bd. 1. S. 251-277, 330-353; Моммзен, 1936. С. 241; ср.: Mommsen, 1864. Bd. I. S. 144 u. folg.; 182 u. folg.; De Martino, 1958. P. 130 ff.; 1979. P. 65 ff), чьи идеи творчески были развиты в трудах И. Л. Маяк (Маяк, 1988. С. 353, 367-368, 371; 1989 а. С. 68-81; 1989 б. С. 94-96; 1993. С. 63-100, 140-144; 1993 а. С. 20-22). Именно они позволяют под чередой пестрых и разноречивых данных источников раскрыть глубинный смысл преобразований Сервием Туллием и войска, и общества, социальную суть порожденной им центуриатной системы, а также причины длительной и безнадежно мучительной борьбы плебеев за равное место в центуриатной

95

организации civitas. Поскольку тема эта неохватна, в дальнейшем ограничимся рассмотрением военных аспектов этой борьбы (см. тему 7).

Сразу оговоримся, что часть плебеев, безусловно, была принята в патрицианские роды в качестве клиентов, но большинство осталось вне общественной организации коренных граждан-патрициев, хотя и было свободным. Именно эти люди, стоявшие вне патрицианской родовой организации и порвавшие связи с родиной, оказались питательной средой для развития частнособственнических отношений. Плебеи обрабатывали небольшие наделы земли на правах частной собственности, занимались ремеслами и торговлей. У них складывалась собственная общинная организация, очень рано выделилась зажиточная верхушка. Однако объединяло всех плебеев общее неравноправие с патрициями. Патриции не вступали с ними в браки и не допускали ни до какой должности.

Хотя плебеи также имели родовую организацию, а плебейские фамилии Сициниев, Ицилиев, Вергиниев дали Риму немало истовых плебейских трибунов, только в 401 г. до н. э. первый плебей, да и то с огромным трудом, был избран на курульную должность консулярного трибуна. И вплоть до реформ Лициния и Секстия в 367 г. до н. э. не более десятка плебеев занимали эту магистратуру; а самим реформаторам пришлось законодательно вводить квоту на консульство для плебеев! Так что различия между патрициями и плебеями следует искать не в наличии или отсутствии у последних родовой организации. Еще раз подчеркнем: главное отличие состояло в том, что полноправным считался лишь тот род, который был включен в куриатную организацию, даже если он и не был представлен в сенате (см.: Маяк, 1993. С. 75).

Но если состав досервианской общины не вызывает возражения, то после Сервианской реформы положение должно было измениться. Закономерен вопрос: были ли плебеи по реформе Сервия включены в populus? Ряд историков отвечают на него положительно, но при этом опираются на сведения Цицерона о борьбе в V-IV вв. до н. э. не между патрициями и плебеями, а между populus (преимущественно из плебеев) и сенатом.

Но Цицерон не упоминает о борьбе, а акцентирует внимание на том, что, «хотя народ и был свободен, волей народа вершилось мало дел, а большая часть — решениями сената и по установившимся обычаям...» (in populo libero pauca per populum, pleraque senatus auctoritate

96

et instituto ac more gererentur) (Cic. Resp. 1.32.56). Ниже он говорит об обязательном утверждении решений народных комиций patres.

Но надо иметь в виду, что сенат всегда стоял как над куриатной так и над (и вне) центуриатной организацией. Кстати, далее Цицерон оговаривает: «...когда среди граждан начались волнения из-за долгов, плебс (!) занял сначала Священную гору, а затем Авентинский холм» (Cic. Resp. И. 33. 58). Здесь populus и плебс явно предстают в разных понятийных аспектах, хотя плебеи уже рассматриваются как часть граждан (cives). То же подтверждает и Ливий, вкладывая в уста консула Сервилия в 495 г. до н. э. фразу: «...плебеи — лишь часть гражданского целого (pars civitatis), хотя и большая (Liv. II. 24. 4). Далее Цицерон также сообщает о бедствиях и возмущениях именно плебеев и противопоставляет их «отцам» (Liv. II. 34. 59). А Ливий употребляет это обозначение для ранней Республики как эквивалент не только патрициев как сословия, но и сенаторов, или шире — глав курий и патрицианских родов. Таким образом, мы сталкиваемся с видимым противоречием: с одной стороны, плебс и populus у Цицерона различны, с другой — сенат и populus тоже. Об этом же прозрачно намекают и упомянутые выше свидетельства Феста и юристов.

Представляется, что вопрос о соотношении populus, патрициев и плебеев — это блуждание в трех методологических соснах и может быть поставлен в иной плоскости, если допустить, что это качественно различные понятия и их нельзя рассматривать в едином ракурсе. Ключом к пониманию природы populus может служить хрестоматийный пассаж Феста (Fest. Р. 224. 4-6L): “Pilumnoe poploe in carmine saliarii Romani, velut pilis uti assueti: vel quia praecipue pellunt hostis" («Вооруженный народ в гимне римских салиев, как если бы привычные к копьям; или потому, что они преимущественно поражают врагов»). Еще Т. Моммзен связывал его с вооруженными копьями воинами (Моммзен, 1936. С. 68; ср: Richard, 1980. Р. 43-44). Э. Перуцци считает это выражение обозначением всех жителей Рима времен Нумы, которые входили в куриатную организацию. Этимологически он связывает pilumnus с pilum (метательное копье) или pellunt («гонят врагов») (Peruzzi, 1978. Р. 73, 163 ff.). А. Момильяно ассоциирует этот термин со значением «несущий копье» и полагает, что древнейший populus обозначал прежде всего воинов (Momigliano, 1986. P. 183 ff.). Отсюда, по его мнению, произошел и термин

97

magister populi (впоследствии — «диктатор»). Многие пытались в опровержение сослаться на этимологию populus от pleo («толпа, множество») (напр.: Кофанов, 1994. С. 28). Но это не убедительно, ибо упор следует делать как раз на определении, тем более что плебс также происходит от pleo.

Подчеркнем еще раз, что populus — это не бесформенная толпа, а объединенная членством в военном ополчении общины. Внимательный анализ традиции о VII-IV вв. до н. э. позволяет утверждать: термин populus всегда замещал понятие «вооруженный народ, коллектив, гражданство» и характеризовал раннеримское общество именно в военно-политическом, а не в каком-либо другом плане. И именно он был первичен и определял все остальные проявления этого понятия. Поэтому правомерно рассматривать populus и категории патрициев и плебеев как сосуществующие в двух уровнях, которые могут наслаиваться, но не взаимозаменять друг друга.

Поскольку в досервианском войске несли службу только члены курий, они же полноправные cives, то и понятия populus и «квириты-патриции» полностью совпадали, а новые роды или отдельные люди, допущенные в военное ополчение, одновременно принимались в курии и автоматически входили в число патрициев. Таковы сервианские 12 всаднических центурий, таковы сенаторы-conscripti, набранные в первый год республики (509 г. до н. э.), в том числе и из влиятельных плебеев, для пополнения убыли состава сената после репрессий Тарквиния Гордого и вместо выморочных патрицианских родов (Palmer, 1970. Р. 157-159; Маяк, 1993. С. 69-71). Будучи принятыми в курии, а следовательно, и в сенат, эти «младшие роды» и conscripti объективно юридически становились патрициями (Dionys.V. 13. 2; Plut. Popl. 13) и полноправными членами курий — квиритами.

Populus в постсервианский период

Заметим, что Фест (Fest. Р. 44 L) характеризует populus как состоящий из тех, кого созывают для голосования в комициях или собрании (сит populo agere, hoc est populum ad concilium aut comitia vocare). При этом тип комиций Фест не называет. Вероятно, это не случайно, а отражает военно-политический смысл понятия populus, ибо служба в войске объективно влекла за собой право участия в народном собрании независимо от его типа. Пока таким собранием войска было

98

куриатное, понятие populus должно было распространяться на него а понятия разного уровня — populus как военная организация и патриции как социальный коллектив — полностью совпадали.

Но со времени реформы Сервия Туллия прежний патрицианский populus начал растворяться в новой системе комплектования воинских сил. А куриатная организация стала частью социальной структуры нового, гражданского коллектива, куда на правах cives были допущены плебеи. Тем самым понятие populus начало постепенно эволюционировать в политико-правовом менталитете того времени в сторону охвата новых воинов-граждан. Плебеи же, получив место в центуриатных комициях, стали отвечать изложенному выше определению Феста.

Обратим внимание на еще одно примечательное толкование Феста (Fest. Р. 43. L (50М)): “Сит imperio est dicebatur apud antiquos, cui nominatim a populo dabatur imperium” («Обладающими империем назывались древними те, кому поименно народом давался империй»). Известно, что даже после переноса выборов высших магистратов в центуриатные комиции империй им давало специальным законом (lex curiata de imperio) куриатное собрание. Следовательно, именно его Фест называет populus, что лишний раз подтверждает теорию о первоначальном тождестве его с куриатной организацией. Но здесь же Фест продолжает: “Сит potestate est dicebatur de eo, qui a populo alicui negotio praeferebatur” («Как об обладающем властью говорилось о том, кто получал предпочтение от народа для каких-либо дел»). Так как potestas составляла основу полномочий магистрата и предоставлялась ему одновременно с выборами, то в данном случае речь может идти именно о центуриатных комициях, которые получили прерогативы прежних куриатных комициев по выборам царей — военных вождей. Таким образом, перед нами две ипостаси populus. Одна - сакральная, оставшаяся за куриями, другая — военно-политическая, воплощенная в центуриатном собрании военнообязанных — как патрициев, так и плебеев.

Процесс эволюции понятия populus был длительным и трудным. С одной стороны, даже войдя в центуриатную организацию и приобретя ряд гражданских прав, плебеи остались вне курий. Это изначально ставило их в неравноправное с патрициями положение в формирующейся civitas. Причем родовой принцип комплектования и замкнутый характер патрицианской куриатной корпорации плебе-

99

ям преодолеть было почти невозможно (если не считать отдельных пожалований единичным плебейским родам патрицианского достоинства за особые заслуги, о чем упоминалось выше). С другой стороны, даже полученные плебеями права оказывалось затруднительно реализовывать вследствие отмеченного выше неэквивалентного распределения количества центурий по цензовым разрядам. Отсюда и проистекала столь упорная «борьба сословий», камнем преткновения в которой выступала сохраненная куриатная организация. Пусть со времени Сервия она и потеряла военное значение, но, отметим еще раз, члены ее, патриции, по рождению олицетворяли собой не только сакральную, но и политическую ипостаси римской общины.

Итак, сохранение куриатно-родовых структур в постсервианском обществе, тысячами правовых, сакральных и экономических нитей переплетенных с военными институтами populus, закономерно вело не только к замыканию патрициев в привилегированное сословие, но и к отмеченной выше узурпации патрициями на базе освященных сакральными традициями норм обычного права прерогатив по распоряжению и управлению качественно новой военной, а значит, и политической организацией. Подчеркну, что эту узурпацию осуществляла уже не военная, а родовая организация патрициев, главой которой был не царь, а сенат. Она вызывала наибольшее противодействие со стороны плебеев, оказавшихся вследствие этого неполноправными в новом военном populus, в частности их упреки в том, что добытая в войнах «общественная земля» оказывается принадлежащей не воинам, т. е. populus, а патрициям. Вероятно, с этим связано и стремление патрициев изменить само содержание понятия populus, придать ему сакральный оттенок и, опираясь на mos maiorum, связать с родовым устройством как воплощением истинного суверенитета и божественного империя общины.

Таким образом, куриатная организация была не отменена, а преодолена, замещена более широкой и демократической. Следовательно, складывание организации плебеев было скорее не стремлением обособиться, расколоть единый populus, а значит, военную организацию, а наоборот, одним из путей для плебса влиться в прежде исключительно патрицианский populus, где они числились in partes civium censere (Liv. VII. 18.5).

Итак, оформление сословий правомерно относить ко времени после проведения Сервианской реформы, которая фактически

100

инициировала этот процесс, протекавший, в свою очередь, внутри качественно новой центуриатной военной организации. Однако, как будет показано далее, именно в ней происходило и встречное слияние сословий патрициев и плебеев в единый populus. Поэтому необходимо уточнить мысль И. Л. Маяк о том, что ставший в период республики носителем полных прав гражданства (civitas) populus совпадал с патрициями (Маяк, 1989 а. С. 79-80). Правда, И. Л. Маяк оговаривается, что он совпадал только в значении коллектива полноправных граждан (Там же. С. 143). Но их полноправие лежало в сохранении куриатной организации. Плебеи же, став гражданами (cives) формирующегося государства, именно в военной организации (populus) в силу указанных причин остались неполноправными.

Тем не менее само включение плебеев в центуриатную организацию влекло за собой постепенное, растянутое во времени, оспариваемое патрициями, но неизбежное (особенно в военном аспекте) распространение на них понятия populus и создавало политикоюридическую базу для их борьбы за равные права с патрициями, прежде всего за доступ к ager publicus. При этом данная борьба велась не между патрицианским populus во главе с сенатом и плебсом, как полагает И. Л. Маяк (Маяк, 1993. С. 91, 143), и не между сенатской аристократией и плебейским populus, как огрешно утверждает Л. Л. Кофанов (Кофанов, 1994. С. 30). Она разворачивалась между теми плебеями, которые вошли по цензу в сервианское войско, политически выраженное центуриатными комициями (т. е. populus), и куриатной организацией. Характерно, что борьба эта велась главным образом в войске и центуриатных комициях, где действовали и плебейские трибуны.

***

Из сказанного вытекает вывод, что понятие populus объединяло жителей раннего Рима в военно-политическом плане и подразумевало именно военную организацию общины. Изменение социального состава военной организации вело к расширению понятия populus, к включению в него новых контингентов, даже не обладавших остальными политическими правами. Поэтому в каждую конкретную эпоху термин populus наполнялся новым содержанием, сохраняя основное значение — «коллектив военнообязанных». Это определяло как его социально-политическую устойчивость, несмотря на внутренние конфликты, так и стремление остававшихся за бортом мае с

101

плебеев приобщиться к военной организации и посредством нее — к гражданскому коллективу.

Благодаря упорству плебеев первыми и явными результатами их борьбы за равноправие стало то, что военные силы римлян с 50-х гг. V в. до н. э. стали набираться из всех слоев формирующейся civitas и явились важным инструментом консолидации двух классов-сословий в единый патрицианско-плебейский populus.

Подготовлено по изданию:

Токмаков В. Н.
Армия и государство в Риме: от эпохи царей до Пунических войн : учебное пособие / В. Н. Токмаков. — М.: КДУ, 2007. — 264 с.
ISBN 978-5-98227-147-1
© Токмаков В. Н., 2007
© Издательство «КДУ», 2007



Rambler's Top100