Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
106

ГЛАВА II
Агон в архаической и классической Греции

§ 1. Греческий спорт и агональные аспекты жизни греков

Духовная жизнь и эволюция культуры любого общества в значительной степени определяются не только степенью жесткости контроля общества над поведением индивидуума (см. гл. I, § 2), но и формами, которые этот контроль принимает в данном обществе. Формы эти весьма разнообразны, причем очень важное значение имеет, лежит ли центр тяжести на повседневном контроле коллектива над поведением его члена, когда решающее значение имеют одобрение или неодобрение каждого конкретного поступка, или в основу механизма регулирования поведения кладется внедряемая в ходе воспитания система интериозированных норм, следование которым должно, в первую очередь, обеспечивать соответствие поведения человека сложившимся стандартам.1 В англо-американской литературе первый вид регулирования в обществе поведения индивида часто называют shame-culture (нарушитель должен испытывать стыд), а второй — guilt-culture (нарушитель должен чувствовать свою вину).2 Хотя выяснение вопроса о том, какого рода социальный контроль преобладает в том или ином обществе, не всегда легко даже для современных обществ, доступных непосред-

1 См.: Riesman D. [е. а.] The lonely crowd. New Haven, 1950.
2 Benedict R. The Chrysanthemum and the sword: Patterns of Japanese culture. New York, 1946. P. 222 ff.
107

ственному социально-психологическому обследованию,3 наши источники дают достаточно материала для того, чтобы говорить о господстве социального контроля на основе подражания и внешних санкций, т. е. shame-culture. в раннегреческом обществе и, в особенности, в аристократической среде, для которой создавались гомеровские поэмы.4
Преимущественная ориентация грека на одобрение и порицание, а не на соответствие или несоответствие поступка внутренней системе ценностей давно отмечена.5 Гомеровский эпос, отражающий в целом аристократическую систему ценностей,6 демонстрирует нам эту ориентацию с полной четкостью. Αιδώς — стыд и нежелание вызвать к себе νέμεσιν — неодобрение со стороны равных себе регулируют поведение гомеровского героя.7 В центре системы ценностей гомеровского героя стоит αρετή8 — доблесть,9 которая должна быть оценена окружающими, в первую очередь равными ему по общественному положению.10 Оценка эта обеспечивает герою добрую славу, к которой он больше всего стремится.

3 См., напр.: Vos G. de. The Japanese adapt to change // The making of psychological anthropology / Ed. by G. D. Spindler. Berkeley, 1978. P. 219-257.
4 Dodds. Greeks. P. 18 f. Отражение shame-culture типично для героического эпоса вообще (см.: Jones G. F. The shame-culture: Ethos of the Song of Roland. Baltimore, 1963).
5 Burckhardt. Op. cit. Bd. 2. S. 386; Bd. 4. S. 123; Erffa С. E. von. Αιδώς. Leipzig, 1937; Steinkopf G. Untersuchungen zur Geschichte des Ruhmes bei den Griechen: Diss. Halle, 1937; Greindl M. Kleos, kydos, euchos, time, phatis, doxa: Eine bedeutungsgeschichtliche Untersuchung des epischen und lyrischen Sprachgebrauches. München, 1938; Jaeger. Paideia. Bd. 1. S. 131-133; Zucker Fr. Syneidesis — Conscientia (1928)// Zucker Fr. Semantica, Rhetorica, Ethica. Berlin, 1963. S. 96-117.
6 Calhoun G. M. Classes und masses in Homer// CPh. 1934. Vol. 29. P. 192-208; Strasburger H. Der soziologische Aspekt der homerischen Epen// Gymnasium. 1953. Bd. 60. S. 97-114; Jaeger. Paideia. Bd. 1. S. 45. — Заметная кое-где собственная точка зрения поэта, близкого к массе воинов-земледельцев (см.: Толстой. Указ. соч.) никак не затемняет общей картины.
7 Murray G. The rise of the Greek epic. 3rd ed. Oxford, 1924. P. 83 ff.; Jaeger. Paideia. Bd. 1. S. 29; Starr. Origins. P. 304 f.; Adkins A. W. Η. 1) Merit and responsibility: Α study in Greek values.Ch. III. Oxford, 1962; 2) Homeric values and Homeric society//JHS. 1971. Vol. 91. P. 1-14; Long A.A. Morals and values in Homer//JHS. 1970. Vol. 90. P. 121-139.
8 Ср. также примыкающие по значению к αρετή и играющие аналогичную роль прилагательные αγαθός и έσθλός (см.: Jaeger. Paideia. Bd. LS. 28; Gerlach J. Ανήρ αγαθός: Diss. München, 1932; Treu M. Von Homer zur Lyrik. München, 1953.S. 175;Snell B. Poetry and society: The role of poetry in Ancient Greece. Bloomington, 1961. P. 13 ff.
9 Jaeger. Paideia. Bd. 1. S. 25; Mugler Ch. Valeur et mediocrite dans la perspective de l'Iliade // RPh. 1978. T. 52. P. 254-263.
10 В. Йегер отодвигает этот момент до некоторой степени на задний план, подчеркивая исконно объективную, существующую помимо внешних оценок, природу αρετή
108

Вот лишь некоторые примеры. Нестор, поняв, что в его доме только что побывала Афина, обращается к ней с единственной просьбой — о доброй славе для себя, детей и жены (Od. III, 380 sq.). Когда Зевс помогает троянцам взять верх над ахейцами, Агамемнон воспринимает это как прославление троянцев (Il. XIV, 72-73). Гектор мечтает о том, что и люди последующих поколений, глядя на надгробный холм убитого им противника, будут прославлять победителя, и его, Гектора, слава никогда не погибнет (Il. VII, 81-91). Нестор обещает удачливому разведчику, кроме материальных наград, еще и восходящую до неба славу среди всех людей (Il. X, 211-217). Гомеровский герой может вместо «либо я погибну, либо убью неприятеля» сказать: «либо я ему, либо он мне даст возможность похвалиться» (Il. XII, 328; XIII, 326-327).
Ахилл предпочитает краткую и славную жизнь долгой, но бесславной и отправляется в сражение, чтобы отомстить Гектору за гибель Патрокла, хотя он знает, что и сам вскоре погибнет вслед за своим врагом (Il. XVIII, 95-96; XIX, 421-423). Эпитет «преславный» является постоянным эпитетом Агамемнона в «Илиаде» (I, 122 и др.). Даже исполин Бриарей (или Айгайон) характеризуется здесь как «славою гордый» (I, 405). Алкиной в «Одиссее» даже высказывает мысль, что боги устроили гибель Илиона и смерть сражавшихся в Троянской войне героев для того, чтобы у будущих поколений была άοιδή — песнь, т. е. для того, чтобы появился сюжет для героической песни, прославляющей их подвиги.
В упомянутых выше исследованиях приводится большой материал, показывающий, что при всех переменах в исторических судьбах и умонастроениях древних греков эта положительная оценка славы, ориентация на ее снискание остается доминирующей до конца античной эпохи.11 Этому, в частности, способствовала и обстановка в полисе, где гражданин мог знать если не каждого, то уж, во всяком случае, любого хоть чем-то заметного члена гражданской общины или не имевшего прав гражданства жителя города.
Спартанские цари перед сражением приносили жертвы Музам, чтобы воины совершили в битве достославные подвиги ([Plut.]) Apoph. Lac.

(Jaeger. Paideia. Bd. 1. S. 26; см., однако, оговорки на S. 31). Ср.: Hoffmann Μ. Die ethische Terminologie bei Homer, Hesiod und den alten Elegikern und Jambographen. Tübingen. 1914. S. 92. В этой связи существенен вопрос о предполагаемой этимологической связи αρετή с αρέσκω 'нравлюсь'.
11 Ср.: Dio Chrys. XXXI, 20.
109

238 С). Солон желает себе от богов счастья, а среди людей — иметь добрую славу (fr. 1, 3, 4 G.-P.).12 Аналогичное пожелание в сходных выражениях мы находим и в надписи VI в. до н. э. из Метапонта (IG XIV, 652).
Пиндар утверждает, что полную ценность победе на состязаниях придает песнь, прославляющая победителя (Ol. X, 1 sqq.; Nem. VII, 20). Фукидид устами афинских послов в Спарте выдвигает честолюбие на первое место перед страхом и стремлением к пользе при перечислении мотивов, направляющих человеческую деятельность (I, 76, 2). У Лукиана, опирающегося на традицию, восходящую к классической эпохе, Солон объявляет «любовь к доброй славе» высшим благом (Anach. 36). Так называемый «Аноним Ямвлиха» — отрывок из софистического сочинения V в. до н. э. — не только считает стремление к славе или хорошей репутации правомерным вообще, но и полагает, что оно является одной из побудительных причин стремления к богатству (90,4.2 DK), ставя, таким образом, славу выше богатства в иерархии ценностей.
Платон думал, что именно стремление к бессмертной славе может заставить людей жертвовать собой (Symp. 208 с sqq.). Аристотель одобряет стремление к почету, что человек стремится таким образом убедиться в своей добродетели (EN 1095 b 26 sqq.), хотя в то же время он отмечает, что «масса людей жаждет получить прибыль, а не почет» (Pol. 1318 а 26).
Исократ говорит, что высокая оценка со стороны достойных людей является лучшим свидетельством высоких качеств интересующего нас человека (Hel. 22). Аристотель включает прием восхваления человека ссылками на высокое мнение о нем авторитетов в свою «Реторику» (1399 а 1 sqq.). Похвалу и порицание он называет важнейшими регуляторами поведения людей в общественной жизни (EN 1109 b 30 sqq.). Высшей похвалы удостаивает Аристотель человека, которого он характеризует как μεγαλόψυχος (примерно «величественный духом»,13 EN 1123 b -1125 а; ср.: ЕЕ 1232 а 19 - 1233 b 31).14 При этом в другом месте (An. Post. 97 b 15) в качестве образца этого качества Аристотель приводит Ахилла и Аякса — типичных носителей эпической доблести. Позднее Гораций

12 Ср.: Alt К. Solons Gebet zu den Musen // Hermes. 1979. Bd. 107. S. 389-406.
13 H. В. Брагинская удачно переводит это слово как «величавый» (Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 4. М, 1983. С. 130-134).
14 Jaeger W. 1) Der Großgesinnte // Antike. 1931. Bd. 7. S. 97 ff; 2) Paideia. Bd. l.S. 34 f.
110

свяжет достижения греков в поэзии с тем, что они «не стремились ни к чему, кроме славы» (Ars р. 324: praeter laudem nullius avaris).15
В ряде случаев стремление снискать почести и славу побуждало к поступкам, сомнительным с точки зрения господствовавших представлений. Так, существует традиция о том, что сиракузский тиран Гиерон основал, переселяя людей насильственно, новый город Этну на месте Катаны для того, чтобы почитаться там в качестве героя-основателя (Diod. XI, 49).16 Об Эмпедокле рассказывали, что он, желая уверить окружающих, будто он взят богами на небо, покончил самоубийством, тайно прыгнув в жерло Этны (D. L. VIII, 67-75). Авантюрист II в. н. э. Перегрин; как рассказывает Лукиан, всю жизнь стремился заставить о себе говорить любыми способами и, наконец, торжественно сжег себя, желая уподобиться взошедшему на костер Гераклу (De morte Peregrini).
Нередко пытались снискать известность и явно предосудительными поступками или приписыванием себе таковых. Так, Архилох во фрагментах 34, 72 Diehl, в кельнском папирусе17 (если он ему принадлежит) выходит за пределы утверждения прав индивидуальности и, нагромождая непристойности, придает своему творчеству нарочито скандальный характер. Об Алкивиаде Плутарх сообщает, что он изуродовал дорогую и красивую собаку, отрубив ей хвост, чтобы афиняне говорили именно об этом его поступке (Alc. 9). Общеизвестен поступок Герострата, поджегшего, как он сознался, подвергнутый пытке, только для того, чтобы прославиться, храм Артемиды в Эфесе (Val. Мах. VIII, 14 ext. 5).
О Павсании, убившем Филиппа Македонского, рассказывали, что он решился на этот поступок под влиянием софиста Гермократа: когда он спросил того, как можно снискать наибольшую известность, то получил ответ — убив того, кто совершил наибольшее (Diod. XVI, 94). Аналогичными соображениями племянник Аристотеля Каллисфен якобы побуждал телохранителя Александра Македонского Гермолая к покушению на царя (Plut. Alex. 55). Анекдотическая традиция утверждает, что с подобным вопросом, как обрести славу, обратился к Дельфийскому

15 См. еще: Wolf J. Η. Der Wille zum Ruhm // Μελήματα: Festschrift für Werner Leibbrand zum 70. Geburtstag. Mannheim, 1967. S. 233-247.
16 Cp.:Kirsten E. Ein politisches Programm in Pindars erstem pythischen Gedicht //RhM 1941. Bd. 90. S. 58-71.
17 Merkelbach R., West M. Ein Archilochos-Papyrus//ZPE. 1974. Bd. 14. S. 197-212.
111

оракулу Диоген Синопский. Получив туманный ответ, он истолковал его как рекомендацию заняться подделкой монеты и последовал этому совету (D. L. VI, 20-21). У Афинея (X, 6; XIII, 5 — из комедии) и Элиана (VH I, 27; II, 41) мы находим перечни людей, прославившихся тучностью или худобой, низким ростом, обжорством, пьянством, глупостью и т. п.
Естественной оборотной стороной внимания к собственной репутации и стремления к славе является характерная для греков всех эпох склонность к публичному поношению врагов и соперников, ярко проявляющаяся уже в гомеровских поэмах (см. в первой книге «Илиады» стихи 149 и сл.).
Очень характерно появление уже на самом раннем этапе истории греческой литературы специального жанра, главным содержанием которого были насмешки и брань — ямбической поэзии. Очернение противника (διαβολή) входило в набор приемов греческой риторики.
Греки (как и римляне) не считали непозволительным открыто демонстрировать свои заслуги или какие-то другие преимущества (вплоть до красоты), говорить о них во всеуслышание,18 и не стеснялись высмеивать потерпевшего поражение или неудачу (см. уже: Il. XVI, 744-754; XII, 373-382). Самопрославление мы встречаем у ряда греческих поэтов, в том числе и у писавших по заказу Симонида и Пиндара, что свидетельствует о том, что такого рода заявления не встречали серьезного неодобрения.
Живописец Паррасий одевался в пурпур и золото и сам прославлял себя в стихах как первого греческого художника, достигшего пределов совершенства в искусстве, как отпрыска Аполлона. Свой автопортрет он снабдил надписью «Бог Гермес» (Athen. XII, 62). Мандрокл, построивший для войска Дария мост через Боспор, сам прославил свое достижение, посвятив в храм Геры на Самосе картину с изображением переправы и с восхваляющей его надписью (Hdt. IV. 88). Даже искусный мастер ковровых дел мог, посвятив ковер в Дельфы, утверждать, что сама Афина помогла ему в работе (Athen. II, 30). Довольно правдоподобна история, восходящая, вероятно, к Алкидаманту, о том, что Анаксагор просил устраивать для детей каникулы каждый год в месяц его

18 Уже у Гомера Одиссей похваляется своим искусством в метании копья и говорит, что из живущих ныне людей он лучше всех стреляет из лука, если не считать Филоктета (Od. VIII, 214-229). Он же заявляет, что его слава достигает неба (IX, 19-20).
112

смерти (D. L. II, 14).19 Желание увековечить память о себе в данном случае очевидно.
Чувствительность к порицанию, к насмешке, являющаяся оборотной стороной стремления к одобрению, также весьма характерна для древних греков. Ее очень хорошо характеризует безумие Аякса, обиженного решением присудить доспехи Ахилла Одиссею, в «Малой Илиаде» (ср. уже Od. IX, 543-565) и в последующей литературной традиции, включая Софокла.
Вне зависимости от ее историчности, чрезвычайно показательна традиция о том, что насмешки Архилоха довели до самоубийства дочерей Ликамба (Anth. Gr. VII, 351, 352; Schol. Hephaest, р. 281, 8 Consbruch), а ямбы Гиппонакта заставили покончить самоубийством скульпторов Бупала и Атениса (Suid. s. ν. Ίππώναξ; Plin. ΗΝ XXXVI, 11, 12). Полиагр повесился, не выдержав насмешек в комедии (Ael. VH V, 8). У Еврипида Медея неоднократно мотивирует свой чудовищный поступок стремлением не дать безнаказанно посмеяться над собой (Med. 797, 1049, 1355,1362). О Пифагоре сообщают, что он перестал делать своим ученикам внушения иначе как наедине, после того как один из них, которому он сделал выговор в присутствии других, повесился (Plut. Quom. adul. 32 = Mor. 70 F).
Платон вкладывает в уста Сократа утверждение, что многие стремились находиться в окружении Сократа для того, чтобы с удовольствием наблюдать, как тот ставит в тупик людей, воображающих себя мудрыми (Ар. 33 с), а Диоген Лаэртский, ссылаясь на Деметрия Византийского, сообщает, что побежденные в спорах собеседники Сократа не только оскорбляли его, но даже били и таскали за волосы (D. L. II, 21).
У Плутарха мы находим два обобщающих суждения, которые, по-видимому, хорошо характеризуют формы проявлявшегося таким образом контроля общества над поведением индивида. В биографии Тимолеонта он говорит, что люди вообще переносят оскорбления тяжелее, чем ущерб (Tim. 32). В «Пире семи мудрецов» он приписывает Клеобулу утвер-

19 См.: Рожанский И.Д.Анаксагор: У истоков античной науки. М., 1972. С. 230 и сл. — И. Д. Рожанский напрасно категорически отвергает возможность того, что эта практика сохранялась в эпоху Империи. В Клазоменах, во всяком случае, чеканили монеты с изображением Анаксагора даже во времена императора Коммода (Guthrie. History. Vol. 2. Р. 269. Ν. 1).
113

ждение: «Народ благоразумнее всего ведет себя там, где граждане боятся порицания больше, чем закона» (Conv. sept. sap. II = Mor. 154 Ε).
Приведенные свидетельства легко можно было бы умножить, но и без этого ясно, что в Древней Греции, в том числе и в интересующие нас прежде всего архаическую и классическую эпохи, оценка коллектива, к которому принадлежал человек (и более узкого и более широкого), была важнейшим регулятором поведения индивида во всех его конкретных проявлениях, а отнюдь не только в плане выработки общих жизненных принципов.
С другой стороны, древнегреческое общество принадлежало, во всяком случае от гомеровской до классической эпохи, к категории так называемых компетитивных обществ, в которых важное значение имела установка индивида на то, чтобы превзойти окружающих в достижении своих жизненных целей.20
Мы уже говорили выше о том, что поведение гомеровского героя определяется господствующим в его социальной прослойке представлением о доблести (αρετή). Теперь мы должны отметить важную дополнительную деталь: стремление к αρετή НОСИТ отчетливо соревновательный характер, и положение человека определялось в гомеровском обществе не просто соответствием его поведения представлениям об αρετή, но систематически оценивалось в сравнении с аналогичными усилиями и достижениями тех, кто сравним с ним по общественному положению.21
Посылая своих сыновей под Трою, Пелей дает Ахиллу, а Гипполох Главку наказ: «всегда первенствовать и превосходить других» (Il. XI, 784; VI, 208), причем в первую очередь здесь, конечно, имеется в виду

20 Различия в степени проявления соревновательности особенно отчетливо проявляются в дописьменных культурах (см. сборник: Cooperation and competition among primitive peoples/ Ed. by M. Mead. New York, 1937). Разумеется, и обществас выраженной компетитивной установкой могут резко различаться по сфере деятельности, в которой соревновательность проявляется всего отчетливее. Так, среди народов Древнего Востока М. А. Дандамаев характеризует вавилонян VII—IV вв. до н. э. как выраженно компетитивное общество с преимущественной установкой на обогащение (выступление на заседании в секторе Древнего Востока ЛО Ин-та востоковедения). О компетитивности древних греков см.: Lämmli. Ор. cit. S. 137.
21 См., напр.: Adkins А. W. Η. 1) Merit and responsibility; 2) «Honour» and «punishment» in the Homeric poems// BISC. 1960. N 7. P. 23 ff; 3) Homeric values; Long. Op. cit.; Riedinger J.-C. Remarquessur laτιμή chezHomere //REG. 1976.T. 89. P. 244-264.
114

доблесть в сражениях.22 В гомеровском гимне Афродите (IV, 103) Анхиз просит у богини прежде всего славу, и не просто громкую славу, а предпочтительно по сравнению с прочими троянцами. Мифы, дошедшие до нас в более поздних источниках, рисуют людей героической эпохи подобным же образом. Так, про Геракла рассказывали, что при первом взятии Трои, позавидовав доблести Теламона, который первым проник в город через брешь в стене, он бросился на него с мечом и остановился, только услышав от Теламона, что тот сооружает жертвенник в его, Геракла, честь ([Apollod.] II, 6, 4). Одиссей говорит как о чем-то естественном и о соревнованиях при сельскохозяйственных работах (Od. XVIII, 366 sqq.). Крестьянский поэт Гесиод рассматривает две Эриды — вражду и дух соревнования — как основные движущие силы жизни человека в обществе (Ор. 11-26; 311 sqq.).23
Обстановка конкуренции в разнообразных сферах жизни характерна для архаической эпохи.24 Если возникшие в Новое время и специфические для капитализма формы экономической конкуренции, основывающиеся на систематическом снижении издержек производства и продажных цен, нетипичны для Древней Греции, экономическое соперничество в различных его проявлениях хорошо засвидетельствовано уже для архаической эпохи.25 У нас есть сведения о соревнованиях в чесании шерсти.26 Аттические надписи свидетельствуют о более или менее упорядоченных состязаниях афинских ремесленников в профессиональном мастерстве (IG II-III2, 6320; 7268 = Gr. Versinschr. 540).27 В аттической

22 Этот стих из «Илиады» будет цитироваться в греческой литературе как выражение высшего жизненного принципа вплоть до византийской эпохи. То, что он повторяется в «Илиаде» дважды, также подчеркивает его значение вне зависимости оттого, принадлежат ли Il. XI, 784 и Il. VI, 208 одному и тому же поэту, или автор Il. XI, 784 счел уместным повторить формулу автора Il. VI. 208, как предполагал В. Йегер (Jaeger. Paideia. Bd. 1. S. 29 ff.). Ср.: Snell. Gesammelte Schriften. S. 40. Anm.
23 Ср.: Starr. Origins. P. 352 f.; Havelock Ε. A. Thoughtful Hesiod //YCS. 1966. Vol. 20. P. 61-72.
24 Jürss Fr. Von Thaies zu Demokrit. Leipzig. 1977. S. 42-44.
23 См., напр.: Mazzarino S. Fra Oriente e Occidente: Ricerche di storia greca arcaica. Firenze. 1947. P. 213-214: Heichelheim F. M. An ancient economichistory. Vol. 1. Leiden, 1958. P. 279.
26 См.: Berve. Gestaltende Kräfte. S. 3; Μ i Ine M. .1. Α prize for wool-vvorking // AJA. 1945. Vol. 49. P. 528-533; Jeffery L. H. Local Scripts of Archaic Greece. Oxford, 1961. P. 283.
27 См.: Zimmermann H.-D. Zur Beurteilung der freien Arbeit im klassischen Griechenland // Humanismus und Menschenbild im Orient und in der Antike. Halle, 1977. S. 39-51
115

надписи третьей четверти V в. до н. э. покойный Манес, который в самой надписи характеризуется как фригиец, заявляется о себе, что он не видел дровосека, лучшего чем он (IG Р, 1084).
Соревновательным началом было проникнуто в Древней Греции уже начальное образование, находившееся в руках учителей грамоты (грамматистов), музыки и гимнастики.28 В воспитании спартанского гражданина соревновательное начало имело такое значение, что Ксенофонт говорит о «соревновании в доблести» или в «добродетели» как о важном установлении Ликурга (Res. Lac. IV, 2-6).
В основе внутренней политической борьбы в любом государстве и в основе внешних конфликтов между государствами лежат всегда реальные интересы индивидуумов, социальных групп и государств. Однако на этой почве, естественно, возникает везде стремление не просто получить больше для себя или для своей социальной группы, но и получить больше, чем получают или имеют другие, рассматриваемые как соперники. Этот момент соперничества может получать в психологии борющихся относительно самостоятельное значение, и именно такую картину мы наблюдаем в Древней Греции.
Относительно высвобождения этого духа соперничества от реальной основы противоречивых интересов существуют различные мнения. Дальше других пошел в поисках чисто соревновательного, агонального элемента в греческой политике Г. Шефер.29 Ему возражали и В. Эрен-берг,30 и другие исследователи. Решение здесь невероятно трудно. Ни один здравомыслящий человек не станет отрицать, что Пиндара побуждало к созданию его эпиникиев не одно только стремление к гонорару, но и жажда славы и внутреннее стремление к творчеству. Но даже для относительно лучше документированной эпохи Пелопоннесской войны после смерти Перикла мы совершенно не в состоянии решить,

(см.: S. 45). Эпиграфически засвидетельствованы и состязания в «трудолюбии» — φιλοπονία (SIG3 1061, 5, 18). Ср. также надгробную надпись IG2 I, 1084.
28 Ziebarth Ε. Aus dem griechischen Schulwesen. 2. Aufl. Leipzig; Berlin, 1914. S. 18-19, 59, 138 ff; Jones Α. Η. M. The Greek city from Alexander to Justinian. Oxford, 1940. P. 352. N. 25; Nilsson Μ. P. Die hellenistische Schule. München, 1955. S. 48; Berve. Gestaltende Kräfte. S. 15.
29 Schaefer H. Staatsform und Politik: Untersuchungen zur griechischen Geschichte des 6. und 5. Jahrhunderts. Leipzig, 1932.
30 Ehrenberg. Ost und West. S. 69-96 (см. особенно: S. 82). Ср.: Berve. Gestaltende Kräfte. S. 6 ff.
116

кто из афинских политических деятелей был побуждаем честолюбием и духом соперничества,31 кто больше всего стремился к наживе, а кто считал, что он выполняет свой долг, защищая интересы Афин в целом или близкой ему социальной группы, не говоря уже о возможной комбинации разнородных мотивов. Впрочем, вопрос о роли соревновательного начала в политической жизни не имеет прямого отношения к проблеме культурного переворота, и мы ограничимся тем, что приведем всего один факт, иллюстрирующий наше представление о том, что в политической жизни Греции элемент не мотивированного далее соперничества, пожалуй, был действительно заметнее, чем в большинстве хорошо известных нам обществ. Как рассказывает Геродот (VIII, 123-124), после победы при Саламине греческие военачальники пытались решить голосованием вопрос о том, кто из греков наиболее достоин награды за доблесть, причем каждый подал голос в пользу самого себя.
Для нас, однако, важнее не то, что у греков борьба в жизненно важных сферах — в войне, политике или экономике — могла включать в себя и элементы соперничества как самоцель, а то, что соревновательный дух греков пронизывает и формы деятельности, лишенные утилитарного назначения или такие, где это назначение явно отходит на задний план.
Мы имеем в виду те самые черты жизни греков, которые побудили Я. Буркхардта, абсолютизируя эти черты, охарактеризовать грека архаической эпохи как «агонального человека».32 Так как мы считаем, что этот агональный дух имел исключительное значение для культурного переворота в Греции, остановимся кратко на отношении последующих поколений ученых к идее Буркхардта. Сам Буркхардт, хотя он и говорил о распространении агонального начала на все сферы жизни,33 сосредоточил внимание на роли атлетических и, в меньшей мере, мусических

31 Биографическая традиция утверждает, что сам Перикл неоднократно состязался в борьбе со своим главным политическим противником Фукидидом — сыном Мелесия, а спартанский царь Архидам проявил интерес к их соревнованию (Plut. Per. 8).
32 Burckhardt. Op.cit. Bd. 4.S. 61 ff. — У Буркхардта были, разумеется, предшественники: формулировки, подводящие нас к его системе взглядов, мы встречаем уже у Эрнста Курциуса: «вся жизнь греков, как она предстает перед нами в истории, была одним большим состязанием» (Curtius Ε. Altertum und Gegenwart (1856)// Gesammelte Reden und Vorträge. 2. Aufl. Berlin, 1877. S 132 ff.) и Otto Яна (Jahn O. Darstellungendes Handwerks und Handelsverkehrs auf Vasenbildern//BSGW. 1867. Bd. 21. H. 5. S. 112 f.).
33 Burckhardt. Op. cit. Bd. 4. S. 221 ff.
117

агонов. О соревновательном, агональном начале, пронизывающем всю жизнь греков, писал в наброске 1871-1872 гг. Фридрих Ницше, не делая различия между соперничеством из-за жизненных интересов и родственным игре духом чистого соревнования.34
К. Йоель в своей истории философии многократно подчеркивал значение тех импульсов, которые агон дал греческой философии и другим сферам культуры.35 В 1932 г. Ганс Шефер, принимая идею Буркхардта о роли агонального начала в греческой жизни, исследовал его роль в отношениях между греческими городами в VI-V вв. до н. э.36 В этом же аспекте агональный характер греков отмечал Альфред Вебер.37
Роль агонального начала в различных сферах жизни греков высоко ставил Виктор Эренберг, остановившийся специально на этом круге вопросов в 1935 г.38 Эренберг, вслед за Буркхардтом,39 подчеркивал различия в степени проявления агонального духа между гомеровской и архаической эпохами,40 в то время как В. Йегер, говоря об агональном духе, делал акцент, скорее, на том, что было общим для гомеровского героя и для грека последующих эпох.41 Нам представляется, что Йегер здесь ближе к истине. Во всяком случае, вызывает недоумение, почему Эренберг придает в этом контексте значение тому, что гомеровские герои состязались не обнаженными.42 Кроме того, говоря о внимании Гомера

34 Nietzsche Fr. Homer als Wettkämpfer //Nietzsche Fr. Werke. Bd. 9. Leipzig, 1896. S. 193-215; ср.: Salin E. Jakob Burckhardt und Nietzsche. Basel, 1938. 33 Joel. Op. cit. Bd. I. S. 105 ff.
36 Schaefer. Staatsform. S. 175 ff. — Преувеличения Шефера отмечают в своих рецензиях на его книгу Ф. Шахермайр (Schachermeyr Fr. Zwei neue Veröffentlichungen zur Geschichte des griechischen Staates// Klio; 1934. Bd. 27. S. 179-186) и Хазебрек (Hase-broek J. //Gnomon. 1933. Bd. 9. S. 572-578), а также Гаэтано де Санктис: Sandis G. de. [Ree] Ehrenberg V. Der griechische und der hellenistische Staat. Leipzig. 1932//RF1C. 1934. Vol. 12. P. 95-98.
37 Weber. 1) Kulturgeschichte. S. 168; 2) Das Tragische und die Geschichte. S. 205.
38 Ehrenberg. Ost und West. S. 63-96. Ср. также: idem. Das Agonale// Forschungen und Fortschritte. 1936. Bd. 2. S. 256 ff. — Эренберг еще не раз возвращался к этой проблематике: Ehrenberg V. 1) Staat, passim; 2) From Solon to Socrates. 2nd ed. London, 1973. P. 20, 388.
39 Burckhardt. Op. cit. Bd. 4. S. 90. — Буркхардт сравнивал агоны гомеровской эпохи с состязаниями других народов ради какой-нибудь награды или выгоды.
40 Εhrenberg. Ost und West. S. 65-70.
41 Jaeger. Paideia. Bd. 1. S. 29 ff.
42 Ehrenberg. Ost und West. S. 68. Anm. 1.
118

и его героев к ценности призов,43 Эренбергу не следовало бы упускать из вида их незначительную стоимость в сопоставлении с имущественным положением состязающихся героев (см. ниже).
Идею об агональном характере греков развивал и Гельмут Берве,44 который в 1937 г., рецензируя книгу Эренберга, упрекал его в духе национал-социалистической идеологии за то, что тот не видит в агональном начале греков «die blutgegebenen Kräfte», т. е. не возводит его к исконным расовым корням.45 Принадлежностью греков к нордической расе объяснял их агональный дух Л. Энглерт,46 об агональном начале греков писал Г. Штир.47 А. Попе считал агональной уже гомеровскую эпоху.48
В 1939 г. вышла в свет книга Й. Хейзинги «Человек играющий», в которой была показана фундаментальная роль игры в человеческой культуре, ее исконность и несводимость к иным формам человеческой деятельности.49 В этой работе Хейзинга уделяет место и агональному духу греческой культуры, который он рассматривает как одно из проявлений потребности в игре.
М. Поленц, развивая идеи Буркхардта, признает за агональным началом важнейшее значение в греческой жизни. Рассматривая его как органическую принадлежность греческого народа, он ищет его проявления даже в особенностях греческого языка, как, например, в употреблении сравнительной степени прилагательного там, где мы бы ожидали положительную (см. хотя бы: Od. VII, 159; XIX, 322); в постоянных сопоставлениях при помощи частиц μέν, δέ и т. п. Аналогичным образом объясняет он и стремление греков непременно засвидетельствовать одержанную в сражении победу, воздвигнув трофей, и решение враж-

43 Ibid. S. 68.
44 Berve. Griechische Geschichte. S. 145 f., 162, 178, 194.
45 Berve Η. [Ree] // PhW. 1937. Jg. 57. N 23-24. Sp. 650-655.
46 Englert L. Die Gymnastik und Agonistik der Griechen als politische Leibeserziehung// Das neue Bild der Antike. Bd. 1. Leipzig, 1942. S. 218-236.
47 Stier Η. E. Grundlagen und Sinn der griechischen Geschichte. Stuttgart, 1945. S. 435.
48 Pope A. Die Gymnastik bei Homer und ihregrundlegende Bedeutung für die Gestaltung der späteren Gymnastik: Diss. (Rostock). Rochlitz, 1936.
49 Huizinga J. Homo ludens: Versuche einer Bestimmung des Spielelements der Kultur. Amsterdam, 1939. (Рус. пер.: Хейзинга Й. Homo ludens. Μ., 1992). Биологи обнаруживают склонность к игре у очень многих видов позвоночных животных (см., напр.: Dobzhansky Th. Mankind evolving: The evolution of the human species. New Häven; London, 1962. P. 213). Из предшественников Хейзинги назову К. Грооса (Groos К. 1) Die Spiele der Thiere. Jena, 1896; 2) Die Spiele der Menschen. Jena, 1899).
119

дующих сторон в войне Эретрии с Халкидой не пользоваться метательными орудиями. Тенденция греческой литературы и риторики к сравнению (σύγκρισις) также оказывается у Поленца, не выделявшего специально агональной эпохи в истории Греции, восходящей к агональному началу.50 Специфичность «агонального духа» для греков и его решающее значение для формирования греческой и всей западной культуры признавал Р. Хардер.51
В 1965 г. Г. Берве написал очерк «Об агональном духе греков».52 Здесь он пошел дальше своих предшественников и, как нам представляется, приблизился к обосновываемому в данной работе представлению о фундаментальном значении агонального начала для всех аспектов культурного переворота в Греции. Так, Берве указывает на значение соревновательного начала не только для софистов, но и для Сократа, для которого познание истины было наградой в состязании (Kampfpreis: S. 18), и утверждает, что агон дал философии и науке диалог в качестве «методического пути познания» (S. 19). В недавно появившейся работе Б. Билинский также обращает внимание на важнейшую роль агона в духовной культуре Древней Греции.53
Надо, однако, сказать, что концепция агонального духа греков встретила и весьма энергичных оппонентов. Один из них — Ингомар Вайлер — пытается показать, что стремление к состязанию не является чем-то специфическим для греков по сравнению с другими народами, и поэтому характеристика именно греков как агонального народа является неадекватной,54 и что утверждения относительно установки греческого агона на победу как таковую, а не на проистекающие от нее выгоды и преимущества, не соответствует реальному положению вещей.55 М. Финли, Г. Плекет и Д. Янг наста-

50 Pohlenz. Hellenischer Mensch. S. 423-432.
51 Härder R. Eigenart der Griechen: Einführung in die griechische Kultur. Freiburg im Br., 1962. S. 142-146.
u Berve. Gestaltende Kräfte. S. 1-20.
53 Вilinski B. Agoni ginnici: Componenti artistiche ed intellettuali nell'antica agonistica greca. Wrozlaw, 1979. Ср. более раннюю работу: Bilinski В. L'agonistica sportivanella Grecia antica: Aspetti sociali e ispirazioni letterarie. Roma, 1959; См. также: С i tt i V. Le matrice classista della dimensione agonale dellacultura greca//Klio. 1981. Bd. 63. S. 289-303.
54 Weiler I. Der Agon im Mythos: Zur Einstellung der Griechen zum Wettkampf. Darmstadt, 1974. S. 1-15, 245-246, 272-313.
55 Ibid. S. 264-271.
120

ивают на том, что расчет на вполне осязаемый выигрыш был побудительным мотивом в греческом спорте на всем протяжении античной эпохи.56 Роберт Мут, стремясь освободить наши представления о греках от романтических иллюзий, подчеркивает отрицательные стороны греческой атлетики. Он оспаривает то значение, которое исследователи придают по традиции перерыву в военных действиях, устанавливавшемуся на время Олимпийских игр, настаивает на терпимом отношении греков к хитростям и жестокости соревнующихся и на значении тех материальных преимуществ, которые доставались победителю.57
Что касается возражений Вайлера против специфических агональных тенденций в жизни древних греков, то они бьют мимо цели. Даже Буркхардт, во времена которого о культуре дописьменных народов и государств Древнего Востока было очень мало известно, отмечал наличие там состязаний разного рода.58 В. Эренберг, в сущности, уже предвосхитил возражения Вайлера. Мы находим у него следующую формулировку: «Агональное начало является в некотором смысле общечеловеческим качеством, но как таковое с точки зрения истории неинтересно и лишено значения».59 Но Эренберг отмечает и случаи, когда у некоторых народов складываются формы общественной жизни, в которых «агональный дух» начинает играть большую роль, чем это имеет место в большинстве обществ.60 Так, Эренберг ссылается на работу Геземана о черногорцах, отмечающую соответствующие черты в жизни Черногории совсем недавних времен,61 и сам видит аналогичные черты в картине общества, которую нам дают исландские саги,62 и в наступившем в XX в. повсеместном увлечении спортом.63

56 Finley Μ. I., Ρlеkеt W. The Olympic games: The first thousand years. London, 1976; Young R. The Olympic myth of Greek amateur athletics. Chicago, 1984.
57 Muth R. Olympia —Idee und Wirklichkeit//Sertaphil. Aenip. Vol. 3. Innsbruck, 1979. S. 161-202. В том же духе написана книга: Harris H.A. Greek athletes and athletics. London, 1964.
58 Burckhardt. Op. cit. Bd. 4. S. 61 ff.
59 Ehrenberg. Ost und West. S. 65.
60 Это признает и Берве (Berve. Gestaltende Kräfte. S. 1 f., 20), а применительно к атлетическим агонам отмечает и Билинский (Bilinski В. Antyczni krytyci antycznego sportu // Meander. 1956. T. 11. S. 286 s.)
61 Gesemann G. Der montenegrinische Mensch. Prag, 1934. 62 Ehrenberg. Ost und West. S. 68 f.
63 Ibid. S. 72.
121

Существенно, однако, то, что ни одно известное нам общество не было в такой степени ориентировано на агон вообще и, в частности, не придавало такого значения атлетическим состязаниям, как древнегреческое.64 Это общее положение справедливо, прежде всего, для всех известных нам дописьменных обществ.65 Среди народов Древнего Востока, судя по нашим источникам, больше других придавали значение физическим упражнениям древние египтяне. Однако из специальной работы о спорте в Древнем Египте, задуманной именно для того, чтобы подчеркнуть роль Египта в развитии физической культуры, особенно отчетливо видно отсутствие в Египте состязаний как постоянного общественного установления, столь характерного для Греции. Факт этот признают и сами авторы книги.66 С. Н. Крамер и Маргарита Римшнейдер, на которых ссылается Вайлер,67 говоря о спорте в странах Древнего Востока, не приводят материала, хотя бы отдаленно сопоставимого с греческой атлетикой.68 Отрицательное отношение римлян к занятиям атлетикой общеизвестно.69
Уникальное по сравнению со всеми дописьменными обществами и всеми государствами древнего мира развитие в Древней Греции агонистической атлетики является очевидным фактом. Признание этого факта не имеет Ничего общего с не желающей считаться с фактами традиционной идеализацией греческой культуры. Признавать какое-то явление исключительным достоянием греков — вовсе не значит безоговорочно одобрять его. В частности, мрачная картина терпимого отношения к случаям жестокости и коварства атлетов, которую рисует Мут,70

64 Gardiner Ε. N. Athletics of the ancient world. 2nd ed. Oxford, 1955. Р. 1, 42 ff.; Шанин ΙΟ. В. Олимпийские игры и поэзия эллинов: Гомер и классическая лирика VIII-V вв. до н. э. Киев, 1980.
63 См., напр.: Damm Η. Vom Wesen sog. Leibesübungen bei Naturvölkern: Ein Beitrag zur Genese des Sportes //StG. 1960. Jg. 13. H. LS. 1-10; Schlenter B. Sport und Spiel in Altamerica//Altertum. 1976. Bd. 22. Η. 1. S. 36-41.
66 Touny A. D., Wenig St. Sport in Ancient Egypt. Leipzig, 1969. P. 12-13, 87; ср.: Jüthner J. Die athletischen Leibesübungen der Griechen / Hrsg. von Fr. Brien. Bd. 1. Wien, 1965. S. 52 ff.
67 Weiler. Op. cit. S. 279-280.
68 Kramer S.N. Enkiandhisinferioritycomplex//Orientalia. 1970. Vol. 39. Р. 110; Римшнейдер Μ. От Олимпии до Ниневии во времена Гомера. М., 1977. С. 93-95. Ср. так-же:Carter Ch. Athletic contests in Hittite religious festivals // .INES. 1988. Vol. 47. P. 185 ff.
69 Gardiner. Op. cit. P. 117 ff.
70 Muth. Op. cit. S. 181-188.
122

не только представляется нам соответствующей действительности — мы полагаем, что эти теневые стороны греческой агонистики были органическим проявлением агональной установки и сами являлись одним из факторов, способствовавших распространению агонального начала на все сферы культуры. По-видимому, справедливы критические замечания против преувеличения значения перемирия, устанавливавшегося в Греции на время Олимпийских игр.71 Не вызывает принципиальных возражений и то, как настойчиво подчеркивает Мут значение для многих греческих атлетов всех эпох материальных выгод, которые могла принести победа,72 хотя характеристика ветви олимпийской маслины как «в принципе символа лицемерия»73 является очевидным преувеличением. Сам Мут признает тот очевидный факт, что многие атлеты эпохи расцвета греческой агонистики не стремились к материальным выгодам, и у нас нет никаких оснований думать, что устроители Олимпийских игр не разделяли в душе это лестное и, в сущности, удобное для них отношение к спорту.
Безусловно правы и Вайлер, и Мут, когда они подчеркивают значение честолюбия и стремления к славе как побудительного мотива в агонис-тике:74 только в результате соединения честолюбия с потребностью в игре, о которой писал И. Хейзинга, возможно появление агонистики как общественного установления. Однако ни в коем случае не может быть принята формулировка Вайлера, согласно которой честь и слава как результат победы не могут быть принципиально отделены от материальных выгод.75 Отсутствие принципиального различия между стремлением к идеальным и к материальным благам (одно не исключает другого, и они могут сочетаться в различных пропорциях) можно постулировать для психологии человека, имеющего реальную возможность удовлетворить и то и другое стремление. Как только мы начинаем рассматривать общество в целом, мы видим эту "Самую принципиальную разницу: только тогда, когда появляется реальная надежда на материаль-

71 Ibid. S. 168-177.
72 Ibid. S. 188-196; см. также: Harris. Op. cit. Р. 37 f., 153 f.
73 Muth. Op. cit. S. 194. В своей рецензии Μ. Поляков мог бы еще энергичней возразить на нападки Янга на греческую атлетику и современное олимпийское движение: Poliakoff Μ. В. //AJP. 1989. Vol. 110. Р. 166-171.
74 Weiler. Op. cit. S. 265; Muth. Op. cit. S. 194. — Мут принимает также агональный характер всей греческой культуры в целом.
75 Weiler. Op. cit. S. 265.
123

ную выгоду, агонистика втягивает в свою сферу представителей тех слоев населения, которые в силу самих условий своего существования не могли тратить время и усилия на что-либо выходящее за пределы материального обеспечения своей жизни. В то же самое время именно в результате этого сдвига ослабевает интерес к спорту среди привилегированных слоев.76
Особое значение имеет эта разница в свете рассматриваемых нами проблем: только в условиях, когда главным побудительным мотивом соревнующихся было стремление к славе, мог иметь место предполагаемый нами перенос устремлений определенного количества людей с атлетики на различные сферы культуры, в том числе и не сулящие никаких материальных выгод, а приносящие лишь одну только известность.
Рассмотрим сейчас несколько подробнее греческую агонистику не с точки зрения спортивной техники и организации соревнований, а на предмет уточнения ее роли в греческой жизни и того воздействия, которое она оказывала на жизненные идеалы эллинов. Мы уже говорили о том, что Древняя Греция в микенскую эпоху еще не встала на характерный для нее в последующие периоды уникальный в истории древности путь развития.77 С этим вполне гармонирует и тот факт, что, хотя греки микенской эпохи, насколько можно судить по памятникам искусства, практиковали различные игры и физические упражнения и знали, вероятно, более или менее упорядоченные соревнования, они не выделялись среди соседних народов повышенным вниманием к этой сфере жизни.78
Развитие специфически греческой агонистики начинается для нас с эпохи, условно именуемой гомеровской.79 В греческом обществе гомеровской эпохи мы находим четко выделяющийся господствующий класс — военную аристократию.80 Аристократия эта представляла

76 Эти явления мы наблюдаем в Греции со второй половины V в. до н. э. (см. гл. II, §2).
77 См. выше, Введение.
78 См.:Jüthner. Leibesübungen.
79 Общую характеристику эпохи с обширной библиографией см. в работах: Андреев. Раннегреческий полис; Starr. Origins.
80 О роли аристократии в формировании греческой культуры см.: Hasebroek J. Griechische Wirtschafts- und Gesellschaftsgeschichte bis zur Perserzeit. Tübingen, 1931; Marrou H. J. History of education in antiquity. New York, 1956. P. 5-13, 43-44; Ger-
124

собой типичный «праздный класс» (leisure class, по терминологии Торстейна Веблена81), который, имея в своем распоряжении много свободного времени, проявляет тенденцию закрепить в сознании общества в целом свое господствующее положение особыми формами жизни, в частности, так называемым «демонстративным потреблением» (conspicious consumption).82 Описываемые Гомером пиры, во время которых главным яством было очень дорогое в реальной греческой жизни мясо и никогда — рыба, гораздо более обычный продукт питания, — являются лишь одной, но очень характерной чертой этого образа жизни.
Тенденция греческой аристократии к демонстративному потреблению подтверждается ярким объективным свидетельством, которое не зависит от эпоса с его деформирующей реальность поэтикой, — развитием искусства зрелого геометрического периода, обслуживавшего потребности аристократии и представленного для нас прежде всего дипилонскими вазами.83 К этой же сфере демонстративного потребления относятся и многократно упоминаемые у Гомера и подробного описанные в XXIII книге «Илиады» и в VIII книге «Одиссеи» состязания,84 которые являются очевидной демонстрацией богатства, досуга и энергии господствующей верхушки. Богатство демонстрируется при этом в виде призов, разыгрывающихся в состязаниях, а досуг — не только как время, необходимое для самих состязаний, но и как свободное время, необходимое для систематических упражнений, которые только и могут обеспечить успешное выступление.85

net L.Anthropologie de la Grece ancienne. Paris, 1968. P. 344 sv.; Starr. Origins. P. 302 ff. — Односторонний взгляд на вещи демонстрирует в сознательной антитезе к распространенной идеализации греческой демократии Арнгейм (АrnheimΜ. Т. W. Aristocracy in Greek society. London, 1977). В своей новой книге Ч. Старр настаивает на том, что греческая аристократия гомеровской эпохи предстает перед нами еще не вполне сформировавшейся (Starr. Economic and social growth. Р. 121 ff.), но его соображения не затрагивают интерпретацию тех сторон ее жизни, которые нас здесь интересуют.
81 Веблен Т. Теория праздного класса / Пер. с англ. М., 1984.
82 См.: Welskopf. Op. cit., passim; Vernant J.-P. Les origines de la pensee grecque. Paris, 1969. P. 69 (Рус. пер.: Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988); Starr. Economic and social growth. Р. 134-135.
83 Starr. Origins. P. 154 f.; Zervos Chr. La civilization hellenique. Т. 1. Paris, 1969. P. 88; Snodgrass. Dark Age. P. 432 ff.; Андреев. Гомеровское общество. С. 114-116.
84 См. подробнее всего: Pope. Op. cit.
85 Jaeger. Paideia. Bd. 1. S. 29.
125

В VIII книге «Одиссеи» описываются состязания феаков, причем феакам представляется делом вполне естественным пригласить и Одиссея принять в них участие. Когда он сначала стал было отказываться, Евриал, исполнившись презрения, высказал ему в лицо предположение, что он, видимо, корыстолюбивый купец, чуждый атлетике (VIII, 158— 164), в то время как сын Алкиноя Лаодамант только что прямо заявил: ничто не приносит человеку большей славы, чем свершаемое им своими ногами или руками, т. е. атлетические достижения (VIII, 147-148).86 Желая устроить себе развлечение, женихи Пенелопы превращают ссору нищих — Ира и переодетого Одиссея — в настоящее состязание в кулачном бою (XVIII, 40 sq.).
В общую картину вездесущности агона включен и фольклорный мотив испытания женихов Пенелопы при помощи лука Одиссея (Od. XXI).87 Преследование Ахиллом Гектора перед их смертельным поединком сопоставляется с состязанием в беге людей и лошадей (Il. XXII, 159-166).88 В полном соответствии с картиной, которую нам рисует Гомер, памятники искусства уже в VIII в. до н. э. уделяют большое место агонистическим сюжетам.89 В поэме гесиодовского круга «Щит Геракла» описывается состязание в беге колесниц с треножником работы Гефеста в качестве приза (Sc. 305-313).
Агон, атлетический или мусический, является постоянным элементом греческих мифов.90 В качестве иллюстрации того, какое важное значение в жизни людей героического века приписывалось агону, приведу только два примера. О сыновьях Эака существовала прочная мифическая традиция, гласившая, что Теламон и Пелей убили своего брата Фока. Так вот, одна из ветвей этой традиции объясняет это убийство успехами Фока во всех агонах ([Apoll.] III, 12, 6). Гераклу приписывали не только учреждение Олимпийских игр, но и первую победу в состязаниях (Pind. Ol. IX, 1 sqq.; Paus. V, 8).

86 Ср. реминисценции у Симонида (fr. 4 Diehl) и Пиндара (Pyth. X, 22-24).
87 См.: Ehrenberg. Ost und West. S. 71.
88 Ср.: Griffin. Op. cit. P. 14.
89 См.: Fittschen Kl. Untersuchungen zum Beginn der Sagendarstellungen bei den Griechen. Berlin, 1969. S. 26-31.
90 Шанин Ю. В. Агонистические сюжеты в древнегреческой мифологии // III Всесоюзная конференция по вопросам классической филологии: Тезисы докладов: Секция истории античной литературы. Киев, 1966. С. 82-83; Fontenrose J. The hero as athlete // CSCA. 1968. Vol. 1. P. 73 ff.; Weiler. Op. cit.
126

Очевидной функции агона как проявления и демонстрации «лучшего», специфически аристократического образа жизни в гомеровскую (как и в архаическую) эпоху91 ни в коем случае не противоречат предполагаемые рядом исследователей религиозные корни агона:92 соревнования уже у Гомера предстают перед нами лишенными внутренней связи с религией и культом.93 Не имеет значения для общественной функции греческого агона и отмечавшаяся уже в древности роль физического труда (Philostr. Gymn. 43; ср. Gal. Hyg. 133; Thrasyb. 41) и соревнования в нем (Gal. Thrasyb. 9) как одного из истоков атлетики.94
Гораздо большее значение в этом отношении имеет бесспорная роль атлетики, а вместе с тем и состязаний, в воспитании воинов.95 Однако Хазебрёк явно преувеличивает, утверждая, что потребности подготовки к войне были основным истоком греческой агонистики.96 Он не учитывает преобладания на всем протяжении истории греческого спорта таких его разновидностей, которые никак не подходили или подходили очень мало для подготовки к войне. Бег колесниц, уже в XXIII книге «Илиады» доминирующий среди всех видов состязаний, никак не способствовал подготовке к войне, но был связан с особенно большими расходами на лошадей; άεθλοφόρος — «приносящий (владельцу) награ-

91 Pope. Op. cit. S. 7-9.
92 Ряд исследователей предполагает, что первоначально существовала органическая связь агона с культом умерших: Rohde. Op. cit. S. 19 f., 151 f.; Meuli К. 1) Der Ursprung der olympischen Spiele//Antike. 1941. Bd. 17. S. 189-208; 2) Der griechische Agon. Köln, 1968; Englert. Op. cit. S. 220 f.; Drees L. Olympia — Götter, Künstler und Athleten. Stuttgart, 1967. Им возражают: Rose Η. J. Greek agones //Aberystvvyth Studies. 1922. N 3; Malten L. Leichenspiel und Totenkult // MDAI(R). 1923-1924. Bd. 38-39. S. 300 ff.; Hasebroek. Op. cit. S. 84; Jüthner J. l)Herkunft und Grundlagen der griechischen Nationalspiele // Antike. 1939. Bd. 15. S. 74-77; 2) Leibesübungen. S. 74-77; Berve. Gestaltende Kräfte. S. 2. — Для решения интересующих нас проблем вопрос этот значения не имеет, но аргументы сторонников культового происхождения агонов не кажутся мне убедительными.
93 Gardiner. Ор. cit. Р. 20-21.
94 См.: Bilinski. Antyczni krytyci. S. 297-298.
95 Общие суждения о пользе физического воспитания и для побед в агонах, и для войны, и для жизни см.: Xen. Mem. III, 12; ср.: Jüthner. Leibesübungen. S. 66, 85 f.; Schröter К. Die Aristie als Grundform homerischer Dichtung und der Freiermord in der Odyssee: Diss. Marburg, 1950. S. 116;Borthwick Ε. K. Two scenes of combat in Euripides// JHS. 1970. Vol. 90. P. 18.
96 Hasebroek. Op. cit. S. 84, 233-235. В аналогичную ошибку впадает, на наш взгляд, и Ридли (Ridley. Ор. cit. Р. 538-540, 543-545).
127

ды на состязаниях» является одним из обычных у Гомера украшающих эпитетов лошадей (см. Il. IX, 124, 266; XI, 699 и др.), и это отлично характеризует роль лошади как символа социального положения владельца уже в гомеровскую эпоху. Нет нужды приводить имеющиеся в изобилии, вплоть до «Облаков» Аристофана, свидетельства аналогичной функции лошади в последующие столетия. Весьма ограниченным было значение для военной подготовки также и скачек со всадником. Бег с вооружением имел меньшее значение в системе греческой агонистики, чем бег без оружия,97 а стрельба из лука98 — несравненно меньшее, чем метание диска (ср. Luc. Anach. 32). Из известных нам агонов наибольшее «военно-прикладное» значение могло иметь, пожалуй, устраивавшееся афинянами состязание триер у мыса Суния (Lys. XXI, 5).99
От более поздней эпохи у нас есть и прямые свидетельства о существенных различиях в физической подготовке воина и атлета (Pl. Res. 404 а; Plut. Phil. 3; Nep. Ep. 2; ср.: Arist. Pol. 1338 b 40 sqq.). Не случайно Платон, недовольный отношением к атлетике как к занятию, несущему в себе непосредственную ценность, мечтал о безраздельном господстве военно-воспитательной функции спорта и планировал в идеальном государстве «Законов» различные состязания в беге, но все непременно с оружием (Leg. 832 d - 834 с). Аналогичные взгляды отражает, видимо, и приписываемое Александру Македонскому недоумение по поводу того, где были все олимпийские и пифийские победители-атлеты, множество изображений которых было выставлено в Милете, — где они были, когда персы брали город (Plut. Reg. et imp. apopht. 8 = Mor. 180 А).
Против решающей роли военно-утилитарного назначения в греческой агонистике говорит и очевидный параллелизм в развитии атлети-

97 См.: Garlinger E.Notes on the Greek foot race// JHS. 1903. Vol. 23. P. 261-291; Harris. Op. cit. P. 74 f.; Muth. Op. cit. S. 175.
98 Правдоподобным представляется предположение Ю. В. Шанина о том, что в древнейшие времена состязания в стрельбе из лука играли более важную роль, чем в эпоху расцвета греческой агонистики (Шанин Ю. В. Лучники у Гомера, в Олимпии и в Северном Причерноморье//Историчность и актуальность античной культуры. Тбилиси, 1980. С. 36-37).
99 Подобные состязания, по всей видимости, проходили также на Коркире и в 1 ермине (Ringwood J. S. Agonistic features of local Greek festivals, chiefly from inscriptional evidence: Diss. Poughkeepsee, 1927. P. 24, 43).
128

ческих и мусических агонов в архаической Элладе. Не случайно, наконец, римляне смогли создать самую сильную армию древности, завоевавшую все Средиземноморье, не только не увлекаясь атлетической агонистикой, подобно грекам, но и прямо рассматривая ее как занятие не достойное римлянина и воина.100
Важнейшим отличием состязаний гомеровской эпохи от позднейших общегреческих игр является то обстоятельство, что призы на этих состязаниях представляли материальную ценность,101 в отличие от веточек или венков общеэллинских агонов последующих эпох (Luc. Anach. 9 sqq.).102 Однако уже у Гомера, что бы ни говорил Агамемнон о множестве золота, которое доставили ему в качестве призов его быстрые лошади (Il. IX, 125-127), в центре внимания состязающихся не выгода, а успех и слава.103 Это видно из всего повествования об агонах после гибели Патрокла и у феаков, и, в особенности, из слов Антилоха, который в споре за приз предлагает Ахиллу, если тот пожелает, дать своему сопернику еще более ценную награду, но категорически отказывается уступить свою (Il. XXII, 551).104 Это и естественно: для гомеровских героев, участвующих в состязаниях (почти все они цари — басилевсы),

100 Liv. XXIX, 19; Varro. Rust. Il, 2; Sen. Ep. 89, 18-19; Luc. Phars. VII, 279; Plin. Ер. IV, 22; Plut. Quaest. Rom. 40 = Mor. 274 A-E.
101 Гомер, видимо, дает нам картину, общую для своей эпохи: Burckhardt. Ор. cit. Bd. 4. S. 105. — Заметим, однако, что, рассказывая в «Одиссее» о состязаниях феаков (VIII, 100 sqq.). он ничего не говорит о призах (Gardiner. Ор. cit. Р. 19). См. также: Willis W. Н. Athletic contests in the Epic //ТАРА. 1941. Vol. 72. Р. 392-417.
102 Павсаний сообщает, что в Дельфах ценные призы были заменены лавровым венком, начиная со вторых Пифийских игр (X, 7, 3). Игры 591/590 г. до н. э., организованные амфиктионами после разрушения Кирры. на которых добыча была обращена на богатые призы, специально отмечаются традицией как особый случай. Попытка Н. Робертсона рассматривать сообщения об этом, как и всю традицию о первой священной войне, как конструкцию середины IV в. (Robertson N. The myth of the First sacred war// CQ. 1978. Vol. 28. P. 38-73), не представляется убедительной. Он, в частности, приписывает публицистам IV в. до н. э. невероятно прямолинейный способ конструирования событий архаической эпохи (άγων χρηματίτης из культа героя Χρυσός и т. п.); ср.: Miller St. The date of the first Pythiad //CSCA. 1979. Vol. 11.P. 127-158 и особенно: Lehmann G. Α. Der «Erste heilige Krieg» —eine Fiktion?//Historia. 1980. Bd. 29. S. 242-246.
103 Benkendorff K.-A. Untersuchungen zu den platonischen Gleichnissen, Vergleichen und Metaphern aus dem Bereich der Gymnastik und Agonistik: Diss. Tübingen. 1966. S. 15; Шанин. Олимпийские игры. С. 113.
104 Pope. Op. cit. S. 10.
129

даже самые ценные призы, предложенные Ахиллом, не могли быть привлекательными лишь как средство обогащения (или в первую очередь как таковое).105
В послегомеровскую эпоху возникают Олимпийские и другие общегреческие игры, упорядочиваются многочисленные агоны местного значения, но даже там, где призами служат ценные треножники или котлы, победители, как правило, посвящают их в какое-нибудь святилище.106 У Геродота персы, в уста которых он, как обычно, вкладывает греческие идеи, рассматривают готовность эллинов состязаться ради одного только венка как признак их доблести, делающий их опасным противником (VIII, 26).107 В том же духе высказываются и позднейшие авторы, например, Дион Хрисостом (XXXI, 21-22).108 Ксенофонт считает нелепым поведение человека, который, достигнув упражнениями искусства в атлетике или в военном деле, не использует возможность показать свои успехи в состязаниях или на войне (Cyr. I, 5, 10).
Греки не отменяли Олимпийские игры даже в самые трудные моменты истории Эллады, в том числе и в 480 г. до н. э. во время вторжения Ксеркса,109 что, по словам Геродота, произвело сильное впечатление на персов (VIII, 26).110 При первой возможности устраивали состязание греческие наемники, осуществившие труднейший переход — отступление из Месопотамии к берегу Черного моря (Xen. An. IV, 8,25-26; V, 5, 5). Устраивали агоны во время своего похода и солдаты Александра Македонского.111 Об агонах как о важнейшем развлечении, скрашива-

105 Список призов см.: ibid. Р. 34.
106 Jeffery. Archaic Greece. Р. 79-80.
107 Геродот мог следовать здесь софисту Гиппию: А1 у W. Volksmärchen. Sage und Novelle bei Herodot und seinen Zeitgenossen. Göttingen, 1921. S. 291 f.; Nestle. Mythos. S. 363.
108 Ср.: Luc. Anach. 1 sqq.
109 Hönle A. Olympia in der Politik der griechischen Staatenwelt: Von 776 bis zum Ende des 5. Jahrhunderts: Diss. Tübingen. 1968. S. 171-176.
110 Исходя из априорных положений, И. Эберт утверждает, что в 480 г. до н. э. атлетов и зрителей привела в Олимпию прежде всего религия — «das religiöse, die Zeusfeier fordernde Gebot» (Ebert J. Olympia — Olympische Spiele: Zu einigen Aspekten des Sports und des Athletenbildes der Antike // Altertum. 1976. Bd. 22. S. 11). Эберту следовало бы поставить перед собой вопрос, считает ли он, что каждый грек, не отправлявшийся на Олимпийские игры, чувствовал себя нарушителем Зевсовой заповеди.
111 Diod. XVII, 100, 2; Ael. VH X, 22; Arr. II, 5, 8; Curt. Ruf. IX. 7, 16-22. Berve Η.
1) Das Alexanderreich auf prosopographischer Grundlage. Bd. 2. München. 1926. N 284;
2) Gestaltende Kräfte. S. 6; Schachermeyr. Alexander. S. 309, 442, 453.
130

ющем жизнь афинян, говорит Фукидид в своей версии надгробной речи Перикла (II, 38). У Аристофана Тригей устраивает атлетический агон по случаю возвращения Мира (Рах 895 sq.).
Агоны устраивались везде, где только существовали греческие полисы,112 в том числе и на такой окраине греческого мира, как наше Северное Причерноморье.113 В Спарте над ходом атлетических состязаний надзирали высшие магистраты — эфоры (Xen. Res. Lac. VII, 8, 4).
Как мы это видим из гомеровских поэм, греческая агонистика сформировалась в среде военной знати. Именно в аристократических слоях сложились традиции упорных тренировок, напряжения, связанного с самоограничением,114 ради успеха и славы.115 Агонистика долго оставалась той сферой жизни, где отпрыски древних родов могли проявить свое превосходство и тогда, когда аристократия почти повсеместно утратила и политическое господство, и положение единственной обеспеченной социальной группировки.116 Существовали семьи, представители которых из поколения в поколение снискивали себе славу победителей в общегреческих играх.117 Так, Пиндар рассказывает о таком роде Олигэ-тидов в Коринфе (Ol. XIII, 45 sqq.); надписи подтверждают существо-

112 Harris. Ор. cit. Р. 41; Gardiner. Ор. cit. Р. 39.
113 Кубланов Μ. М. Легенда о ристалище Ахилла и ольвийские агонистические празднества// Ежегодник Музея истории религии и атеизма. Вып. 1. М.; Л., 1957. С. 222-231;Kublanow Μ.Μ. Agone und agonistische Festveranstaltungen in den antiken Städten der nördlichen Schwarzmeerküste // Altertum. 1960. Bd. 6. H. 3. S. 131-148; Колесникова Л. Г. Спорт в античном Херсонесе. М.; Л., 1964.
1,4 Harris. Ор. cit. Р. 173 ff.
115 Шанин. Олимпийские игры. С. 152 и сл. — Этим настроением буквально пронизаны эпиникии Пиндара и Вакхилида, равно как и дошедшие до нас фрагменты эпиникиев Симонида (ср.: Jaeger. Paideia. Bd. 1. S. 271 ff.). В частности, Ю. В. Шанин правильно характеризует дух эпиникиев Пиндара, утверждая, что для Пиндара «почетна и желанна лишь многотрудная победа» (Шанин Ю. В. Агонистика в древнегреческой поэзии (классический период): Автореф. канд. дис. Киев, 1968. С. 14). До известной степени сходные тенденции обнаруживаются и в другие исторические эпохи, например, среди позднесредневекового западноевропейского рыцарства с его турнирами.
116 Burckhardt. Ор. cit. Bd. LS. 172 ff.; Beloch. Ор. cit. Bd. 1. S. 402 ff.; Schachermeyer Fr. Griechische Geschichte. Stuttgart, 1960. S. 83 ff. — Пока аристократия сохраняет в своих руках богатство, се представители занимаются разведением и подготовкой к состязаниям лошадей с рвением, пожалуй, не меньшим, если не большим, чем собственно атлетикой. Очень характерна, например, та картина, которую рисуют насмешки Аристофана над увлечением афинских аристократов лошадьми (Nub. 14 sqq., 63 sqq.. 84, 108 sqq., 119 sqq.).
117 Шанин. Олимпийские игры. С. 148-150.
131

вание таких родов в Фессалии.118 Павсаний упоминает род атлетов, происходивший от лепрейца Алкенета, и семью Диагора с Родоса, ведшего происхождение от Аристомена мессенского (VI, 7, 1-3).119
Участие в общегреческих играх требовало прежде всего много свободного времени. Дело заключалось даже не столько в том, что, например, в Олимпии атлеты собирались за месяц до начала игр, а взрослым атлетам была вменена в обязанность предварительная годичная тренировка у себя на родине (Paus. V, 24 sq.).120 В действительности шансы на победу имел лишь тот, для кого физические упражнения были главным в его жизни (см., напр.: Philostr. Gymn. 43; ср. Hor. Ars р. 412 sq.).121
Хотя победа могла повлечь за собой и материальные выгоды, еще во времена Пиндара карьеру атлета характеризовали δαπάνα — расход и πόνος — труд (Ol. V, 15; Isthm. VI, 10).122 Сама победа прежде всего вела к новым расходам123 — на угощение,124 на посвящение, предпочтительно со статуей,125 наконец, на дорого стоивший эпиникий (см. Schol. Pind. Nem. V, 1).
Платон рассказывает о воздержанности атлетов прежних времен, готовых на любые самоограничения во имя победы.126 Клитомах, пан-кратиаст III в. до н. э., избегал, как передают, даже соблазнительных

118 Ringwood. Ор. cit. Р. 20.
119 Буркхардт считал, что все эпиникии Пиндара (кроме двух — Pyth. XII и Nem. XI) посвящены победам на конских ристаниях и в состязаниях атлетов, а не в мусических агонах, потому что греческие аристократы, к которым был ближе Пиндар, одерживали победы, как правило, именно в этих видах состязаний (Burckhardt. Ор. cit. Bd. 3. S. 198). Можно предположить также, что победители в мусических агонах могли быть не так уж заинтересованы в том, чтобы для них кто-то другой сочинял эпиникии.
120 См.: Jüthner J. Philostratos über Gymnastik. Berlin, 1909. S. 209; Ziehen L. Olympia // RE. 1939. Bd. 18. Sp. 7; Μ u t h. Op. cit. S. 177.
121 Ср.: Jüthner. Leibesübungen. S. 84 ff.
122 Gardiner. Op. cit. P. 69 f.; Bilinski. Antyczni krytyci. S. 298 s.; Jüthner. Leibesübungen. S. 87 f.; ср. еще: Plut. De lib. educ. 11 = Mor. 8 D-E.
123 У Геродота эти расходы фигурируют как нечто само собой разумеющееся (VI. 122).
124 Ср.: Plut. Alcib. 12.
125 Lippold G. Siegerstatuen// RE. 1923. Bd. 2 Α. Sp. 2266; Ebert J. Griechische Epigramme auf Sieger an gymnischen und hippischen Agonen. Berlin, 1972. S. 9 ff. — Разумеется, в отдельных случаях эти расходы покрывались родным городом или друзьями победителя.
126 Leg. 839 а - 840 а; ср.: Clem. Alex. Strom. III, 6, 50; Ael. VH XI, 3. Ср. также: Mezö F. Geschichte der olympischen Spiele. München, 1930. S. 200; Hönle. Op. cit. S. 94.
132

разговоров и зрелищ.127 В Олимпии атлеты должны были собственноручно очистить стадион перед состязаниями (Ath. 518 d; Theocr. IV,
ΙΟ).128
Напряжение, с которым был связан агон и подготовка к нему (ср. Philostr. Gymn. 11; Arr. Epict. Diss. III 15, 3-4), отразилось и в общегреческом словоупотреблении.129 Как справедливо отмечает Г. Берве, именно поэтому слово αγωνία получило со времен Демосфена (см., напр.: Dem. 18, 33) значение «напряжение», «страх», а слово άθλιος, встречающееся уже у Антифонта (I, 30) и Еврипида (напр.: Alc. 1043), имеет не только этимологически обоснованное значение «обремененный борьбой», но чаще — более широкое «обремененный трудами, страданиями», «несчастный», а затем и «скверный»,130 так что игру слов αθλητής — άθλιος (атлет—несчастный) охотно использовали критиковавшие греческую агонистику киники и стоики.131
Участие во многих видах состязаний было сопряжено с серьезной опасностью.132 Если в конских ристаниях гибли и получали увечья возницы или наездники, а не соревнующиеся владельцы лошадей, то борьба, кулачный бой, панкратий,133 соревнования в метании диска или копья были сопряжены с риском для самих состязающихся (Dio Chrys. XXXI, 22),134 вплоть до возможности смертельного исхода.135 Традиция сохранила нам, в частности, факты гибели Аррахиона (или Аррихиона) во

127 Plut. Quaest, conv. VIII, 7 = Mor. 710 D-Ε; Ael. VH III, 30; NA VI, 1. См. еще: Philostr. Gymn. 43, 44; Hor. Ars p. 412; Quint. V, 10, 121.
128 Harris. Op. cit. P. 156.
129 Gardiner. Op. cit. P. 1-2.
130 Berve. Gestaltende Kräfte. S. 3.
131 Bilinski. Antyczni krytyci. S. 286-308 (см. особенно: S. 304 ff.).
132 Rudolph W. Sportverletzungen und Sportschäden in der Antike // Altertum. 1976. Bd. 22. S. 21-26 (ср.: Schol. Pind. Ol. V, 34).
133 Статуи панкратиастов изображают их всегда с изуродованными ушами (ср.: PI. Prot. 342 b). Утрата зубов в панкратий или в кулачном бою, видимо, также была нередким явлением (Luc. Anach. 3; ср.: Schol. Pind. Nem. III, 27 а).
134 Большой материал собран в статье Форбса (Forbes CA. Accidents and fatalities in Greek athletics//Classical studiesinhonorofW. A. Oldfather. Urbana, 1943. P. 50-59). Дион прямо говорит о готовности атлетов рисковать жизнью.
135 Antiphon. Tetral. II, 2, 3 sq.; PI. Leg. 865 a-b; Dem. 25, 53; Arist. Ath. Pol. 57, 3; Plut. Per. XXXVI, 5 sq. См.: Robert L. Les epigrammes satiriques de Lucillius sur les athletes: Parodie et roalites// Entretiens sur l'antiquite classique. T. 14: L'epigramme grecque. Vandoeuvres; Geneve, 1968. P. 181-291 (см: Р. 199 f., 288); Ebert. Epigramme. S. 142-144.
133

время состязания в панкратии на Олимпийских играх 564 г. до н. э. (Paus. VIII, 40, 1-2; Philostr. Imag. II, 6; Gymn. 21) и Кревга в кулачном бою на Немейских играх 401 г. до н. э. (Paus. VIII, 40, 3-5), причем оба были провозглашены победителями.136 Аристотель отмечает, что победа в Олимпии в юношеском возрасте требовала столь напряженных тренировок, что лишь очень немногие из победителей-юношей делались затем олимпиониками в категории взрослых (Pol. 1338 b 40 sqq.).137
В общественном сознании Греции архаической эпохи складывается шкала ценностных ориентации, согласно которой агонистические успехи, и особенно победы на общегреческих играх, оказываются в числе наиболее предпочитаемых жизненных целей. Так, в посвятительной надписи самосцев в Олимпии атлетические достижения были поставлены в один ряд с морской мощью (Paus. VI, 2, 4). Тарентские аристократы V в. до н. э. стремились увековечить в первую очередь свои атлетические успехи.138 Ипполит у Еврипида говорит о своем желании быть первым только в состязаниях, а в государстве оставаться на втором месте (Hipp. 1016-1018).139 Детям в Греции нередко давали при рождении имена, связанные с атлетикой и агонистикой (типа Εϋαθλος, Όλυμπιονίκης <!>, Καλλίνικης, Ίππόνικος и т. п.140 и даже Δισ-ολυμπιονίκης141).
«Сонник» Артемидора, значительная часть содержания которого традиционна,142 уделяет большое внимание сновидениям, связанным с агонами,143 что должно как-то отражать характер реальных сновидений греков. Атлетика и агоны мифического прошлого и современности были одной из важнейших тем греческого искусства.144 Об атлетике и об агонах

136 См.: Brophy R. Η. Deaths in the pan-Hellenic games: Arrachion and Greugas // AJP 1978. Vol. 99. P. 363-390. — Филострат утверждает, что Аррахион, готовый уже сдаться, побужденный окриком своего тренера, сознательно пошел насмерть (Gymn. 21).
137 См.: Rudolph. Ор. cit. S. 21-26. Ряд исключений из этого правила см.: Mezö. Ор. cit. S. 176 f.
138 Lo Porto F. G. Tombe di atleti tarentini // Atti e memorie della Societä Magna Grecia. 1967. P. 31-98.
139 См. также надпись, сделанную атлетом Фаиллом из Кротона в Афинах (Мoretti L. Inscrizioni agonistiche greche. Roma, 1953. Р. 26-29).
1411 Schröder Br. Der Sport im Altertum. Berlin, 1927. S. 62 f.
141 Harris. Op. cit. P. 119.
142 CM.:Riess E. Volkstümliches bei Artemidoros // RhM. 1894. Bd. 49. S. 177-193.
143 Onirocr. 64, 10-68, 14 Pack; см. также: Index rerum. P. 325-354.
144 Schröder. Op. cit. S. 72-81.
134

писались многочисленные книги.145 Когда греческая историография подошла после 300 г. до н. э. к задаче создания единой хронологической схемы, список победителей на Олимпийских играх оказался и самой надежной, и не казавшейся никому неуместно искусственной основой для общегреческой хронологии. Басня (Aesop. N 254 Hausrath = Ν 226 Perry) и вазовая живопись изображают даже животных, состязающихся в беге.
Автор посвященной Гекате вставки в «Теогонию» Гесиода, пытающийся превратить ее в универсальное божество,146 сообщив о том, что Геката дает победу в войне тем, кому пожелает (ст. 431-433), затем посвящает четыре стиха (435-438) тому, как Геката помогает одержать победу в атлетических состязаниях.
Агон почитался как божество. Изображение Агона в числе других божеств было выставлено в Олимпии в V в. до н. э. (Paus. V, 26, 3). Рельеф в Олимпии работы Колота с изображением Агона рядом с Аресом среди других божеств также упоминает Павсаний (Paus. V, 20, 1). Маленький остров Пепареф в V в. до н. э. чеканил тетрадрахмы с изображением крылатого Агона.147 Статуя Агона, изображенного в виде юноши, работы известного скульптора II в. до н. э. Боэта Халкедонского, была найдена в корабле, затонувшем в древности у берегов нынешнего Туниса.148
На время Олимпийских игр греческие государства должны были прекращать военные действия, которые могли бы нарушить нормальный ход игр. Хотя это правило неоднократно нарушалось,149 никто его никогда не оспаривал.
Невозможно привести здесь все данные о том, какую славу снискивали себе победители в общегреческих агонах.150 В ряде свидетельств делается акцент на том, что эта слава не померкнет и после смерти атлета.151 Родной город осыпал победителя всяческими почестями и при-

145 Ibid. S. 63 ff.
146 Ср.: Nilsson. Geschichte. Bd. 1. S. 722.
147 Gardiner. Op. cit. PI. 35. Fig. а.
148 Sarton G. Α history of science: Hellenistic science and culture in the last three centuries В. C. Cambridge (Mass.), 1959. P. 504.
149 См.: Harris. Op. cit. P. 155 f.; Muth. Op. cit. S. 172-177.
150 Большой материал собран в книге: Drees. Ор. cit. S. 116 ff. Ср.: Mezö. Ор. cit. S. 151 ff.
151 Ebert. Epigramme. S. 21.
135

вилегиями.152 Победителей встречали на родине с необыкновенной торжественностью (Vitr. IX, Praef.; Ael. VH XII, 58). В Акраганте, по словам Диодора, при встрече олимпионика Экзайнета в процессии участвовало 300 повозок, запряженных белыми лошадьми (XIII, 34). Ряд городов, встречая олимпионика, срывал часть городской стены, чтобы торжественно пропустить процессию победителя в город через брешь.153 Чтобы показать, с каким ликованием встретили спартанского полководца Брасида жители Скионы, Фукидид не находит более сильного выражения, чем сравнение со встречей атлета (IV, 121).154 Впрочем, и в самом месте соревнований толпа могла вынести победителя со стадиона на руках (Dio Chrys. IX, 14,15). По мнению Цицерона, греки выше ценили победу на Олимпийских играх, чем римляне триумф (Flac. 13, 31).
Победа на общегреческих играх рассматривалась как успех всего города — родины победителя.155 Так, киренский царь Аркесилай IV, победив в 462 г. до н. э. на Пифийских играх, по словам поэта Тимофея, «увенчал свою родину» (Schol. Pind. II, р. 175 Drachmann). В IV в. до н. э. Сикион чеканил монеты с изображением панкратиаста Сострата, победившего трижды на Олимпийских играх.156 Павсаний считал, что давно потерявший значение город Наксос жив в памяти лишь благодаря многократному победителю в кулачном бою Тисандру (VI, 3, 8). Греческие города, стремясь поднять свой престиж, иногда подкупали победителей на Олимпийских играх, чтобы те объявили себя гражданами не своей подлинной родины, а подкупившей их общины.157

152 См. уже старые работы Краузе: Krause J. Η. 1) Gymnastik und Agonistik der Hellenen. Bd. 2. Leipzig, 1841. S. 639 ff.; 2) Olympia. Wien, 1838. S. 199 ff. и книгу Дрееса (Drees. Op. cit. S. 123 ff.).
153 Berve. Gestaltende Kräfte. S. 4. Ср.: Suet. Nero. 24-25.
154 Ср.: PI. Res. 465 d - 466 a.
155 Simon, fr. 111 Diehl2; Epigr. ap. Paus. VII, 17, 6; Xen. Mem. III, 7, 1; PI. Leg. 950 e; Lys. XIX, 63; Isocr. XVI, 32; [Dem.] LVIII, 66; Polyb. XXVII, 9, 7-13; [Andoc] Adv. Alc. 31. Это отношение к атлетическим достижениям сохранится и в эпоху римского господства (Dio Cass. LXIII, 14; Plin. ΗΝ VII, 26); ср.: Robert L. Sur les inscriptionsd'Ephese (fetes, athletes, empereurs, epigrammes) // RPh. 1967. T. 41. P. 20 sv.
156 La Croix L. Quelques aspects de la numismatique sicyonienne // RBN. 1964. T. 110. P. 19-29.
157 Gardiner. Op. cit. P. 76; Mezö. Op. cit. S. 240; Ehrenberg. Ost und West. S. 83; Forbes CA. Crime and punishment in Greek athletics//CJ. 1951-1952. Vol. 47. P. 169 ff., 202 ff; Robert. Inscriptions d'Ephese. P. 18. — Случай с Диконом, сыном Каллимброта (Paus. VI, 3, 11), оспаривает Эберт (Ebert. Epigramme. S. 115-116).
136

Победитель получал право воздвигнуть монумент в честь своей победы как на месте, где она одержана, так и у себя на родине.158 В то время как статую на месте победы воздвигал, как правило, сам победитель, статуя на родине, видимо, часто воздвигалась за счет полиса (см., напр.: Paus. VI, 13, 2), в особенности в более позднюю эпоху, когда победителями стали чаще оказываться недостаточно состоятельные люди (ср. гл. II, § 2).159 Существует античная традиция, согласно которой первыми греческими статуями с чертами портретного сходства были изображения победителей, выставленные в Олимпии уже в 558 г. до н. э.160 После 80-й Олимпиады Дельфийский оракул велел жителям Ахайи воздвигнуть статую их соотечественника, олимпийского победителя (Paus. VI, 3, 4). Иногда устанавливались и статуи тренеров — наставников победителей (Paus. VI, 3,3), либо имя тренера упоминалось на статуе победителя (Paus. VI, 2, 4).161
Беотийский город Феспии почтил надгробной надписью воинов, павших в сражении (по-видимому, при Делии в 424 г. до н. э.). В надписи, по беотийскому обычаю, приводятся только имена погибших, и лишь к имени Πολύνικος прибавлено Όλυμπιο[ν'ικα] «олимпийский победитель» (IG VII, 1888). Стратону, победившему в Олимпии в один день в борьбе и в панкратий, его родной город Эгион выстроил специальный портик для упражнений (Paus. VII, 23, 5). В спартанском войске олимпийские победители удостаивались чести сражаться рядом с царем и защищать его от неприятеля (Plut. Lyc. XXII, 4 sqq.; Quaest, conv. II, 5). Привилегией победителей общегреческих игр в ряде городов была проедрия — право сидеть в первом ряду во время различных зрелищ (Xenoph. fr. 2, 7 G.-P).
Афиняне — победители на общегреческих играх получали право питаться в Пританее наряду с потомками тираноубийц Аристогитона

158 Stenersen I. В. De historia variisque generibus statuarum iconicarumapud Athenienses. Christiania, 1877. Р. 117 sqq.; Hyde W. W. Olympic victor monuments and Greek athletic art. Washington, 1921. P. 30; Lippold. Op. cit. Sp. 2269; Mezö. Op. cit. S. 160-163; Zinserling V. Zum Problem der Siegerstatue im klassischen Athen// Das Problem der Klassik im Alten Orient und in der Antike. Berlin, 1967. S. 73-91.
159 См.: Ebert. Epigramme. S. 14; Hönle. Op. cit. S. 43, 141-142.
160 Burckhardt. Op. cit. Bd. 3. S. 29; Bd. 4. S. 115 ff. См.: Plin. ΗΝ XXXIV, 9, 4.
161 Памятники стоили дорого. В нашем распоряжении имеется цифра в 3000 драхм для IV в. до н. э. (D. L. VI, 35); ср.: Wilhelm Α. Neue Beiträge zur griechischen Inschriftenkunde. Wien, 1921. Lfg. 6. S. 27 ff.
137

и Гармодия и другими почитаемыми лицами (IG I2, 77, 11-17; PI. Ар. 36 b; [Andoc] Adv. Alc. 31).162 Среди законодательных мероприятий Солона были установления относительно денежных наград победителям общегреческих состязаний. Античная традиция здесь противоречива: по одной версии, Солон уменьшил государственные награды победителям, доведя их до 500 драхм для олимпионика и 100 драхм для истмионика и соответственных сумм для победителей на других играх (D. L. I, 55-56); по другой версии, он назначил олимпийским победителям награды в 500 драхм и 100 драхм истмионикам (Plut. Sol. 23, З).163
Вариант Диогена Лаэртского производит впечатление конструкции в духе общего представления о том, что в древнейшие времена, как и у Гомера, победа приносила материальные выгоды, так что версия, передаваемая Плутархом, имеет больше шансов быть исторически достоверной. Важно, однако, подчеркнуть, что даже сумма в 500 драхм не могла идти в сравнение с расходами и потерями, связанными с успешным выступлением на играх, и имела поэтому прежде всего символическое значение.164
Совсем иное значение165 имеет недавно найденная надпись VI в., указывающая на то, что Сибарис выплачивал олимпийским победителям значительную сумму, десятой части которой хватило на оплату статуи победителя в человеческий рост.166 Не ограничиваясь такого рода мерами, граждане Сибариса устроили агон с ценными призами одновременно с Олимпийскими играми, вступив таким образом в конкуренцию с ними, что вызвало всеобщее возмущение в греческом мире (Her. Pont, fr. 49 Wehrli). Факты эти хорошо согласуются с тем, что сообщают источники о нравственном упадке этой общины и, представляя собой особый случай, лишь подчеркивают ориентацию греческой агонистики в целом на престиж, а не на непосредственные выгоды.

162 Ср.: Xenoph. fr. 2, 8-9 G.-P. Preuner Ε. Zum attischen Gesetz über die Speisung im Prytaneion // Hermes. 1926. Bd. 61. S. 470-474.
163 Ср.: Hönle. Op. cit. S. 56-59; Bilinski. Agonistica. P. 34.
164 Рейчел Робинсон, преувеличивая значение Солоновых выплат, доходит до утверждения, что награда в 500 драхм переводила олимпийского победителя в класс пентакосиомедимнов (Robinson R. S. Sources for the history of Greek athletics. Cincinnati, 1955. P. 59-60).
165 Ср. также: Xenoph. fr. 2, 9 G.-P.
166 Guarducci M. Sulla tabella bronzea iscritta di Francavilla Marittima// RAL. 1965. Vol. 20. P. 392-395; Ebert. Epigramme. S. 251-255 (Addendum).
138

Слава, связанная с победой на играх, в особенности Олимпийских, рассматривалась как наивысшее счастье, доступное человеку (Pind. Pyth. X, 41 sq.; Ael. НА 16; X, 41 sq.) и даже приближающее его к богам (Luc. Anach. 10; Hor. Carm. I, 1, 5-6). Олимпийскому победителю Диагору, находившемуся в числе зрителей в Олимпии, когда одержали победу его сыновья и внуки, один спартанец сказал: «Умри, ибо на Олимп ты не взойдешь!» (т. е. «ты достиг предела возможного»).167 Неправдоподобная, но характерная для отношения греков к агонистике традиция утверждает, что знаменитый спартанский эфор Хилон, один из семи мудрецов, умер от радости, когда его сын победил на Олимпийских играх (D. L. I, 73).168 Слава знаменитейшего из греческих атлетов Милона из Кротона, о силе которого сложились многочисленные легенды,169 дошла даже до персидского царя Дария I (Hdt. III, 137). Атлета Полидаманта из Скотуссы (Фессалия) персидский царь держал при дворе (Schol. PI. Res. 338 с).
Олимпийских победителей неоднократно выбирали в качестве ойкистов — основателей колоний,170 и вообще слава победителя на общегреческих играх резко увеличивала—для того, кто к этому стремился, — возможность занять ведущее положение в управлении своим родным полисом.171 Так, во главе мегарян в их войне с Коринфом стоял олимпийский победитель 720 г. до н. э. Орсипп.172 Семикратный олимпийский победитель спартанец Хионид был в числе первых колонистов Кирены

167 Plut. Pelop. 34; [Aeschin.] Ep. 4; Paus. VI, 7, 3; Cic. Tusc. I, 46, 111; Gell. III, 15, 3; см.: Moretti L. Olympionikai, i vincitori negli antichi agoni olimpici. Roma, 1957. P. 94-95; Солон у Лукиана говорит, что победители считались богоравными — ίσόθεοι (Anach. 10).
168 См.: Moretti. Olympionikai. Р. 183.
169 Olivieri Α. Civiltägrecanell' Italiameridionale.Napoli, 1931. P. 83-98; Modrze A. Milon (2)//RE. 1932. Bd. 15. Sp. 1673 ff.; Hönle. Op. cit. S. 83 ff; Bilinski. Agonistica. P. 39 s.
170 Hönle. Op. cit. S. 47 ff
171 Ehrenberg V. Aspectsof the ancient world. New York, 1946. P. 117;Berve. Tyrannis. Bd. 1. S. 208. — Очень интересный материал об использовании славы олимпийского победителя в политических целях приводит К. К. Зельин, но его предположения о том, что при этом играли роль древние представления, обуславливающие царскую власть победой на состязаниях, опираются лишь на теории Фрезера и Корнфорда (Зельин К. К. Олимпионики и тираны//ВДИ. 1962.№4. С.21-29).
172 Hammond N. G. L. The Heraeum at Perachora and Corinthian encroachment//ABSA. 1954. Vol. 49. P. 93-102 (см.: Р. 97).
139

(Paus. III, 14, 3). Афиняне в войне против Митилены в VI в. до н. э. поставили военачальником олимпионика Фринона (D. L. I, 74). Знаменитый кулачный боец Никодор из Мантинеи в старости сделался у себя на родине законодателем (Ael. VHII, 23). Победа афинского аристократа Килона в беге на Олимпийских играх помогла ему, согласно исторической традиции,173 решиться предпринять попытку захвата власти в Афинах (Hdt. V, 71; Thuc. I, 126).174
Изгнанный Писистратом из Афин Кимон-старший уступил Писистрату победу своих лошадей на Олимпийских играх, за что и был возвращен им на родину согласно договоренности. Однако, когда его лошади в третий раз одержали победу в Олимпии, сыновья Писистрата подослали к нему убийцу (Hdt. VI, 103). Тираны Клисфен Сикионский и, возможно, Периандр Коринфский посылали лошадей на состязания в Олимпии и одерживали победы, поддерживая этим способом свой престиж.175 Еще в конце V в. до н. э. Алкивиад, послав в Олимпию небывалое количество — семь упряжек—лошадей и завоевав три приза, смог превратить эту демонстративную акцию, в которую оказались втянутыми многие греческие города, поддерживавшие его кто фуражом, кто вином для угощения, в немалое подспорье в своей политической карьере (Thuc. VI, 16; [Andoc] Adv. Alc. 25-30; Isocr. XVI, 34; Plut. Alc. 11-12).176
Афинский политический деятель Каллий, противник Перикла, по-видимому, пытался использовать в борьбе за власть свою славу панкратиаста — победителя на Олимпийских и всех других общегреческих играх, а также на Великих Панафинеях.177 Македонский царь Александр I (первая половина V в. до н. э.) принял участие в состязаниях в беге в Олимпии, для чего ему пришлось доказывать свое греческое происхождение перед гелланодиками (Hdt. V, 22). Что же касается Филиппа

173 Здесь, однако, нельзя умолчать о том, что некоторыми исследователями были высказаны сомнения в правильности лежащего в ее основе отождествления олимпионика Килона с заговорщиком (см.: Aristotle's Constitution of Athens /Transl. by К. von Fritz, Ε. Kapp. New York, 1950. P. 23).
174 К удивлению Павсания (I, 28, 1), в Афинах, несмотря на совершенное им злодеяние, стояла его статуя.
175 Gardiner. Ор. cit. Р. 35.
176 Hatzfeld J. Alcibiade: Etüde sur l'histoire d'Athenes ä la fin du Vе siecle. Paris, 1940. P. 130 s., 139 s., 317; Фролов Э. Д. Греческие тираны (IV в. до н. э.). Л., 1972. С. 22.
177 Moretti. Inscrizioni. N 15. Р. 33-35; Vanderpool Ε. Ostracismat Athens. Cincinnati, 1970. P. 25-26.
140

II, то он придал столь большое значение победе своих лошадей в Олимпии, что даже отметил это монетами специального выпуска (Plut. Alex.
4).178
Сын знаменитого атлета Диагора, победитель во множестве агонов родосец Дорией, снарядив собственный корабль, участвовал в Пелопоннесской войне на стороне спартанцев. Тем не менее, когда афиняне взяли его в плен и он был доставлен в афинское народное собрание, оно распорядилось отпустить славного атлета (Xen. Hell. I, 5, 19; cf. I, 1,2; Paus. VI, 7,4 sq.).179 Александр Македонский отпустил на свободу фиванца Дионисодора, прибывшего послом к Дарию III, из уважения к его победе на Олимпийских играх (Arr. Anab. II, 15, 4).180
Восхищение достижениями атлетов заходило так далеко, что им иногда приписывали сверхъестественные способности. Так, об олимпионике — борце Тавросфене с Эгины рассказывали, что о его победе сообщил в тот же день на Эгине его призрак (Paus. VI, 9, 3; Ael. VH IX, 2). Статуя атлета Полидаманта в Олимпии исцеляла больных (Luc. Dial. D. 12).
В ряде случаев выдающихся атлетов почитали как героев.181 Так, Павсаний рассказывает о том, что ахейцы не воздали должных почестей своему олимпионику (756 г. до н. э.) Ойботу. Когда тот в гневе проклял своих сограждан, так что никто из них больше не мог победить на Олимпийских играх, ахейцы обратились в Дельфы и стали почитать Ойбота как героя, чтобы только снять с себя его проклятие (Paus. VI, 3, 8; VII, 17, б).182 Победителю Олимпийских игр в пентатлоне Евтиклу из Локров Эпизефирских сограждане воздвигли жертвенник еще при его

178 Collart Р. Philippes. ville de Macedoine. Paris, 1937. Р. 165.
179 Ср.: Swoboda Η. Dorieus//RE. 1905. Bd. 5. Sp. 1560 f. 180 См.: Berve. Alexanderreich. Bd. 2. N 297. S. 369.
181 Rohde. Op. cit. S. 192 ff.; Hönle. Op. cit. S. 98 ff. — Фр. Боренже напрасно ищет специального объяснения тому, что объектами культа оказывались атлеты с этически сомнительной биографией (Bohringer Fr. Cultes d'athletes en Grece classique: propos politiques, discours mythiques//REA. 1979. T. 81. P. 5-18; ep: Crotty C. Song and action. Baltimore, 1982. P. 122 f.). Этическая амбивалентность вообще характерна для греческих героев (Nilsson. Geschichte. Bd. I. S. 189-191;KirkG. S. Myth: Itsmeaningand ftinctions in ancient and othercultures. Cambridge, 1970.P. 186 ff.). Еще во II в. н. э. по распоряжению архаизатора Адриана будут ежегодно приносить в жертву быка на могиле Алкивиада (Athen. 574 e-f).
182 См.: Moretti. Inscrizioni. Ν 6. Р. 60-61; Hönle. Op. cit. S. 105 f.; Ebert. Epigramme. N 22. S. 84-86.
141

жизни и совершали ежемесячные жертвоприношения. Однажды они послали его в посольство, но, заподозрив его в подкупности, бросили в тюрьму и стали оскорблять статую. Эпидемия заставила их снова почитать Евтикла (Callim. fr. 84-85 Pfeiffer; Euseb. Praep. evang. V, 34).183 Знаменитый кулачный боец Клеомед из Астипалейи погубил в ярости около 60 мальчиков, а когда его хотели побить камнями, спрятался. Тело его исчезло, а Дельфийский оракул велел почитать его как последнего героя (Plut. Rom. 28; Paus. VI, 9, 3 sqq.). Победитель в борьбе Гиппосфен, возможно, имел в Спарте храм, где он почитался вместе с Посейдоном (Paus. III, 15, 7). О кулачном бойце Диогнете с острова Крит сообщается, что он убил в Олимпии в состязании своего противника, носившего имя Геракл, и был дисквалифицирован судьями, но сограждане почитали его как героя (Ptol. Hephaest. ар. Phot. Bibl., р. 151 В).184
Сверхъестественные способности славных атлетов и воздававшиеся им героические почести связывались иногда с представлением об их сверхъестественном происхождении от какого-либо божества. Так, об уже упоминавшемся нами олимпионике Диагоре, родоначальнике целой династии атлетов-победителей, говорили, что он сын Гермеса и второй Геракл (Schol. Pind. Ol. VII, 1, р. 195, 199 Drachmann). Атлета Аттала считал сыном реки Меандра его собственный отец ([Aeschin.] Epist. X, 7, 8). Главка из Кариста считали потомком Главка — морского божества (Paus. VI, 10, 1 sqq.).
Две статуи атлета Евтима — одна в Олимпии, а другая на его родине в Локрах — были поражены молнией в один и тот же день, и Дельфийский оракул предписал совершать ему жертвоприношения при жизни и после смерти (Plin. ΗΝ VII, 152). Евтим одолел пагубного героя, или демона, мучившего его сограждан, и считался сыном речного бога Кайкина.185 Существование легенды о происхождении Евтима от божест-

183 Moretti. Inscrizioni. Ν 180. Р. 83-84.
184 Ibid. Ν 181. Р. 84.
185 Plin. NH VII, 152 = Callim. fr. 98-99 Pfeiffer; Paus. VI, 6, 3 sqq.; Ael. VH VIII, 18. См.: De Sandis G. L'eroe di Temesa// AATorino. 1909-1910. Vol. 45. P. 164 s.; Oldfather W. A. Euthymos //RE Suppl. 1918. Bd. 3. Sp. 457 f.; Gianelli G. Culti e miti della Magna Grecia. Firenze, 1924. P. 223-224, 261-277; Сiасеri E. Storia della Magna Grecia. Vol. 1. Milano, 1928. P. 258 ss.; Berard J. La colonisation grecque de l'Italie meridionale dans l'antiquite. Paris. 1957. P. 24; Gallavotti C. Iscrizioni di Olimpia nel sesto libro di Pausania// BPEC. 1979. Fasc. 27. P. 3-29 (см.: Р. 10-12).
142

ва Кайкина, забравшего его в конце концов к себе (Ael. VH VIII, 18), подтверждено теперь находкой терракоты с изображением речного божества в виде быка с человеческим лицом на одной стороне и с изображением юноши с именем Εϋτυμ[ο]ς — на другой.186
Один из знаменитейших атлетов Эллады Феаген с острова Фасоса после окончания своей спортивной карьеры (середина V в. до н. э.) занимался у себя на родине государственными делами. Когда после его смерти кто-то из его врагов побил ночью бичом его статую, статуя упала и раздавила обидчика. Статую осудили и выбросили в море. Через некоторое время начался неурожай, и статую по указанию Дельфийского оракула водворили на прежнее место, приковав для надежности цепями (Dio Chrys. XXXI, 95-99; Paus. VI, 11, 6 sqq.; Euseb. Praep. evang. V, 34, 9). Статуя эта, а также статуи Феагена, воздвигнутые в других местах, исцеляли больных, и Феагену оказывали культовые почести как богу (Paus. VI, 11, 8-9; Luc. Dial. D. 12). Считалось, что Феаген был сыном Геракла (Paus. VI, 11, 2). Святилище Феагена и подножие статуи были найдены при раскопках на Фасосе.187
В целом характерно утверждение Дионисия Галикарнасского: «Многие атлеты были признаны даже равными богам, а некоторые и почитаются как боги» (Rhet. VII, 7).
Ради славы, которую могла принести победа, греческие атлеты готовы были идти на риск позора, публичного поношения, следовавшего за поражением, причем поражением считалось любое место в соревнованиях, кроме первого. Пиндар ярко говорит о позоре потерпевших поражение, о том, как они стараются вернуться домой незаметно (Ol. VIII, 69 sqq.; Pyth. VIII, 85 sqq.). В Олимпии подвергали бичеванию тех, кто, потерпев поражение, пытался уйти от позора, скрывшись незаметно (Arr. Epict. III, 22, 52).188 Поражение известного атлета могло быть использовано для насмешек над его городом.189 Атлет Тиманф из Клеон, по словам Павсания (Paus. VI, 8, 3), покончил самоубийством, видя, что с возрастом слабеет и не имеет уже шансов на победы.190

186 Notizie degli scavi di antichitä. 1946. 146 s.
187 Pouilloux. Op.cit.P. 62-105;Launey M. Le sanctuaire et leculte d'Heracles ä Thasos. Paris, 1944.P. 134; Hönle. Op. cit. S. 100 f.. 171 ff.:Ebert. Epigramme. N 37. S. 118-126.
188 Muth. Op. cit. S. 167. Anm. 13.
189 Так толкует Хаксли (Η u xl ey. Simonides. Р. 239-240) издевательство Симонида над Криосом с Эгины (Simon, fr. 2 Page).
190 Moretti. Inscrizioni. N273. Р. 98.
143

Наряду с игравшими огромную роль в жизни древних греков атлетическими и конскими агонами, в Греции устраивались разнообразные другие соревнования в родах деятельности или просто природных качествах, лишенных непосредственно очевидной функции в жизни общества. О мусических агонах мы будем говорить в гл. IV.
Сейчас отметим засвидетельствованные с древнейших времен и в чем-то сближающиеся с атлетическими агонами состязания в пляске. Так, состязания в пляске, возможно, с мячом, очевидно, имеет в виду одна из древнейших греческих надписей — надпись на дипилонской вазе.191 Соревнования в пляске у феаков описывает «Одиссея» (VIII, 258— 265). Соревнования в танцах с оружием устраивали греческие воины — участники похода Кира Младшего во время отступления к морю (Xen. Anab. VI, 1).
Состязания между представителями фил в силе и красоте среди мужчин происходили в Афинах во время Великих Панафиней и празднеств в честь Тесея.192 В Элиде устраивались состязания в красоте среди мужчин (Athen. XIII, 565 А, 609 F). Эпиграфически засвидетельствованы состязания в ευεξία (SIG3 1060, 3; 1061, 3, \fy 1062, 5 и надписи из Горгиппии193) и в ευταξία (SIG3 1061, 4, 17). Геродот, явно передавая мнение современников событий, говорит, что спартанец Калликрат был самым красивым воином из числа греков, сражавшихся при Платеях (IX, 72). Олимпионика Филиппа, сына Бутакида из Кротона, современника спартанца Дориея, считали самым красивым из греков его времени, так что жители Эгесты в Сицилии воздвигли на его могиле храм (Hdt. V, 47). Пародийное соревнование в красоте описывает Ксенофонт (Symp. 5).
В ряде случаев устраивались состязания в красоте среди женщин (Theophr. fr. 564 FHSG),194 и «Суд Париса» в мифе о Троянской войне,

191 Jüthner. Leibesübungen. S. 48. — Б. В. Варнеке считал даже, что ваза была выдана победителю в награду государственной властью, как впоследствии панафинейские амфоры (Warnecke В. W. Tanzkunst // RE. 1932. Bd. 4 Α. Sp. 2243).
192 См.: Jüthner J. Εύανδρίας άγων // RE. 1932. Bd. 6. Sp. 839. К приводимым Ютнером свидетельствам можно добавить: Arist. Ath. Pol. 60, 3; ср. также: SIG3 1055, 75.
193 См.: Kublanow. Ор. cit. S. 140.
194 См.: Usener Η. Über vergleichende Sitten- und Rechtsgeschichte: Vorträge und Aufsätze. Leipzig, 1907. S. 145 ff.;Nilsson Μ. P. Kallisteia//RE. 1919. Hlbbd. 20. Sp. 1674; Ringwood. Op. cit. P. 7, 93.
144

возможно, является их отражением.195 Больше, чем о других такого рода конкурсах, знаем мы об устраивавшихся с давних времен состязаниях на Лесбосе.196 В Мегарах на Диоклиях состязались в поцелуях (Theocr. XII, 30 с. schol.).197
В Афинах на празднике Хоев (Χόες) соревновались в питии вина,198 а в Коринфе такое соревнование якобы организовал тиран Периандр (Athen. 437 F - 438 А).199 Устраивались в Греции и бои петухов (Pind. Ol. XII, 14) и перепелов, которыми, в частности, увлекались афиняне (PI. Leg. 789 b^; Ael. VH II, 28; Luc. Anach. 37).200
Возвращаясь, однако, к нашей мысли о том, что дух греческой агонистики мог распространяться на различные сферы жизни, мы должны подчеркнуть, что возможность такого переноса отмечалась уже в древности. Так, у опиравшегося, по-видимому, на более древние источники Лукиана в его «Анахарсисе» Солон, наряду с другими ценными сторонами атлетической агонистики, отмечает стимуляцию полезного для государства соревнования граждан в разных сферах жизни (Luc. Anach. 14 sqq.).201

195 Wilamowitz-Moellendorff. Sappho und Simonides. S. 42. Anm. 1; Ehrenberg. Ost und West. S. 76.
196 Alc. fr. 24 с Diehl = 130 L.-R; Anth. Pal. IX, 189; Ath. 610 a; Hesych, s. ν. Πυλαιίδες; Schol. II. IX, 129. Ср.: Alfonsi L. Lesbia//AJP. 1950. Vol. 71. P. 63. Возможно, правСнелль, считающий, что эти состязания имеются в виду уже в II. IX, 129-130 (Snell В. Homerica. I. κάλλει vucäv // Gesammelte Schriften. S. 62).
197 Ringwood. Op. cit. P. 10.
198 Nilsson. Geschichte. Bd. I. S. 587.
199 См. также: Plut. Alex. 70. Видимо, практиковались в Греции и соревнования в еде (см.: Ath. 412 а sqq.). Л. Радермахер предполагал, что такие соревнования изображал в своих комедиях Эпихарм (Radermacher L. Aristophanes' Frösche: Einleitung, Text und Kommentar. 3. Aufl. Graz, 1967. S. 31).
200 Berve. Gestaltende Kräfte. S. 3.
201 Ср.: Heinze R. Anacharsis//Philologus. 1891. Bd. 50. S. 458-468.

Подготовлено по изданию:

Зайцев А. И.
Культурный переворот в Древней Греции VIII—V вв. до н. э./ Под ред. Л. Я. Жмудя. 2-е изд., испр. и перераб. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2000. — 320 с.
ISBN 5-8465-0015-3
© А. И. Зайцев и наследники, 2000.
© Л. Я. Жмудь. Вступительная статья, составление, перевод, 2000
© Филологический факультет СПбГУ, 2000.


Быстрая доставка фуршетных закусок Москва, канапе.
Rambler's Top100