Главная страница проекта | Введение | Писистратиды у власти | Изгнание Писистратидов

 

Глава II. Изгнание Писистратидов
§ 1. Заговор Гармодия и Аристогитона


В качестве эпиграфа к этому разделу можно использовать слова Аристотеля (Pol. V. 8, 9): «Покушения происходят в одних случаях на личность правителей, в других — на их власть». Убийство Гиппарха уже в древности не рассматривалось как политическое, большая часть самых авторитетных источников сообщает о сугубо личных мотивах тираноубийц. Когда мы в начале нашей работы делали обзор литературной традиции, то уже упомянули о том, что история Гармодия и Аристогитона была одним из популярнейших сюжетов в античности, потому мы знаем часто самые тонкие подробности этого дела. Правда, обилие деталей зачастую не только не вносит ясности, но только усложняет разыскание. Тем более, что речь идет о событиях, скрытых глубокой древностью, да еще и наверняка сильно искаженных народной молвой.

Прежде, чем обратиться к нашим основным письменным источникам, взглянем на сведения, которые можно датировать ближе к эпохе тиранов, чем тот же труд Геродота. В принципе их немного и все они связаны с упомянутым уже Симонидом Кеосским. По мнению ученых, именно ему принадлежит эпиграмма:

День, в который Гиппарх убит был Аристогитоном
И Гармодием, был светлым по истине днем.


Она была начертана на памятнике тираноубийцам, возведенном в 509 г. до н.э. и похищенном во время персидского вторжения в Афины. Однако в 30-х гг. XX в. при раскопках афинской агоры был обнаружен постамент памятника тираноубийцам, восстановленного в 477 г. до н.э . На постаменте ныне читаются заключительные слова следующего дистиха — «...сделали землю родную». Таким образом, наши древнейшие свидетельства не сообщают никаких подробностей произошедшего в 514 г. до н.э. Важно, однако, что и эпиграмма Симонида и отрывок более поздней надписи ясно показывают, как оценивали афиняне поступок тираноубийц. Для афинянина той поры существует прямая связь между убийством Гиппарха и благополучием и свободой родины. А ведь уже Геродот скажет, что поступок Гармодия и Аристогитона в куда меньшей степени способствовал изгнанию тиранов, чем дела Алкмеонидов (VI, 123). Вполне возможно, что пафос памятных эпиграмм вызван, во-первых, не большой давностью событий, а во-вторых, самим жанром подобных надписей.Сейчас мы не будем пытаться дать оценку заговору, для этого нам необходимо вполне четко представить все его детали. Обратимся к нашим источникам.

Геродот не сообщает прямо, за что был убит Писистратид Гиппарх. Но он рассказывает (V, 55 - 56) о сновидении, явившемся жертве незадолго перед убийством. Во сне он услышал следующие слова:


Сердцем, о лев, терпеливым терпи нестерпимую муку.
Рок справедливою карою всех нечестивцев карает .


Т.е. Гиппарх должен был поплатиться жизнью за какое-то оскорбление или бесчестный поступок. Но об убийцах тирана от Геродота мы не узнаем больше ничего, кроме, пожалуй, одного интересного факта — они принадлежали к роду Гефиреев. Этот род пришел в Аттику из Беотии и, как сообщает Геродот, афиняне приняли их в число граждан, наложив, правда, определенные ограничения. Это известие позволило Г.А. Стратановскому (переводчику и составителю комментария к тексту Геродота) прийти к несколько, на наш взгляд, поспешному выводу о чисто социальной подоплеке убийства. А именно «причиной убийства Гиппарха было ущемление политических прав новых граждан». Мы никак не можем согласится с таким построением, ибо оно противоречит всей традиции об афинской тирании. То, что тираноубийцы принадлежали к одному роду, причем не афинскому, должно настраивать на иные умозаключения. Во-первых, даже из-за того, что убийцы тирана были родственниками, мотив любовной связи между Гармодием и Аристогитоном должен быть рассмотрен более внимательно. Теоретически Гармодий подходит на роль «любимца» — юноши от 15 до 18 лет, а Аристогитон на роль «старшего товарища». Мы не занимались специально выяснением проблемы гомосексуальных отношений в архаической Греции и не можем говорить об этом компетентно. Но можно ведь рассматривать эту ситуацию и под другим углом зрения — Аристогитон просто защищает честь своего сородича, и мы не ведем речь о каких-то иных отношениях между ними. Ведь наши источники больше говорят о поползновениях Гиппарха, нежели о любви между юношами. Во-вторых, принадлежность убийц к одному роду вполне может дать почву для поиска действительно иных причин убийства: не личных, а родовых, например.

Фукидид очень подробно описывает и мотивы, и обстановку убийства, и расправу над убийцами (VI, 56-59). Тут уже появляется упоминание причин, подвигнувших Гефиреев пойти на убийство тирана. Причем Фукидид сразу говорит о тройном мотиве: «Гиппарх нанес оскорбление отвергнувшему его поползновения Гармодию в таком виде, как он замышлял. Писистра-тиды пригласили было сестру Гармодия, девушку, нести корзину в какой-то процессии, а потом устранили ее, говоря, что она как не достойная этой чести вовсе и не была приглашена». Т.е. оскорблена сестра Гармодия, сам Гармодий, плюс ко всему еще и Аристогитон охвачен любовным чувством. Дальше Фукидид рассказывает о том, как готовилось убийство: выбор места, времени и способа, а также согласование действий с соратниками — действительно, похоже на заговор. И вот здесь-то у Фукидида и появляется странное: «напасть на телохранителей [Гиппия]». Зачем было нужно заговорщикам нападать на телохранителей, а стало быть, и на самого Гиппия?! Ведь до этого речь шла только о личной обиде, причем нанесенной не Гиппием, но Гиппархом. Хотя и говорится, что Писистратиды отказали сестре Гармодия в приглашении, то в первую очередь инициатива принадлежала бы Гиппарху, который, как мы знаем, принимал самое деятельное участие в устройстве Панафинейского праздника. А по Фукидиду получается, что бесчестное поведение Гиппарха, было только поводом к заговору, целью которого в первую очередь ставилось устранение Гиппия. Фукидид противоречит самому себе. Но и на этом путаница не заканчивается — чуть ниже (VI. 57, 3) читаем: «Поэтому они решили, если окажется возможным, отмстить прежде своему обидчику [Гиппарху], из-за которого, собственно, они и пошли на такой риск». Если с самого начала заговорщики хотели только расквитаться с Гиппархом, то зачем им нужно было готовить настоящее вооруженное восстание? Далее, мы знаем, что Гармодий был убит тут же на месте, причем не ясно кем, ведь Гиппий с охраной находился совсем в другом месте города. А про Аристогитона сказано, что он «избежал рук телохранителей», скрывшись в сбежавшейся на шум толпе. Выходит, и у Гиппарха были телохранители. Наконец, Фукидид пишет и о действиях Гиппия по подавлению заговора: он поспешно разоружает участников процессии, вооруженных щитами и копьями, а затем, выделив виновных, казнил многих из них.

Не полной будет картина заговора Гармодия и Аристогитона без сведений, полученных нами из аристотелевской «Афинской политии». Как мы уже говорили, в самом начале нашей работы, Аристотель особую роль определяет Фессалу, брату Гиппия и Гиппарха. «Фессал же был значительно моложе и в обращении дерзкий и надменный, из-за него-то и начались у них [Писистратидов] все беды. Он был влюблен в Гармодия и, не добившись его дружбы, не мог сдерживать своего гнева, но во всем выражал свое раздраже-ние; наконец, когда сестра Гармодия должна была исполнять обязанности канефоры на Панафинеях, он не позволил ей, сказав какую-то брань про Гармодия, будто он трус» (Ath. Pol. XVIII, 3). Фессал — фигура слишком неясная даже для самого Аристотеля, как мы показали это выше, и потому нельзя что-либо сказать о его роли во всей этой истории. Вообще говоря, нам не так уж и важно, кто именно был зачинщиком конфликта, ибо в остальном Аристотель полностью следует Фукидиду и более о Фессале не вспоминает. Зато у него находит продолжение история Аристогитона: последний был схвачен и подвергся пытке, оговорив многих своих сторонников. Впрочем, Аристотель считает, что Аристогитон специально оговаривает тех, кто хранит верность тирану с тем, чтобы навлечь на них гнев правителя. Этот же сюжет мы встречаем в «Стратегемах» Полиэна (I, 22). В более поздней традиции вообще популярен сюжет о розыске заговорщиков, проведенном Гиппием, и об истязаниях несчастных (Paus. I. 23, 2).

Еще об одном мотиве убийства мы узнаем из платоновского диалога «Гиппарх». Здесь уже нет сюжета отмщения за личную обиду, а наоборот, убийцами движет ревность. «Более осведомлен-ные люди говорят, что и смерть-то его [Гиппарха] произошла не из-за того, из-за чего полагают многие,— не из-за бес-честья сестры во время Канефорий (это ведь просто нелепость!), но из-за того, что Гармодий был любимцем Аристогитона и его учеником, да и сам Аристогитон слишком чванился тем, что обучает другого человека, и воображал себя соперником Гиппарха. В это время случилось так, что сам Гармодий был поклонником некоего юноши из тогдашних родовитых красавцев — имя его известно, да я запамятовал, — а юноша этот, ранее восхищавшийся мудростью Гармодия и Аристогитона, позднее сошелся с Гиппархом и исполнился к ним презрения; тогда они, удрученные его пренебрежением, убили Гиппарха» (Plato. Hipparch. 229, c-d). Мы знаем, что подлинность этого диалога под сомнением, поэтому обратимся к другим произведениям Платона. В диалоге «Пир» читаем, что любовь Аристогитона и окрепшая к нему привязанность Гармодия положили конец владычеству тиранов (182, d). А в «Алкивиаде II» узнаем о гибели македонского тирана Архелая, причем тут причиной убийства стало стремление его любовника к тиранической власти (141, d). Таким образом, у Платона все сведения, касающиеся убийства тиранов, более или менее согласованы (в отличие от того же Фукидида). И если Аристотель писал в «Политике» (V. 8, 21), что чаще всего к крушению тирании приводит гнев, порожденный наглым поведением тиранов, то у Платона, крушение тирании не связывается напрямую с деятельностью самих тиранов, но вызвано причинами иного характера, такими, как ревность или зависть.

Наконец, Плутарх пишет (Amat. 760, b): «немало влюбленных боролись с тиранами из-за прекрасных и достойных юношей». Иногда такие свидетельства приводит к появлению и в современной науке крайних точек зрения в оценке поступка тираноубийц .

Итак, мы видим, что предание о тираноубийцах уже на самой ранней стадии формирования (Фукидид) совместило в себе две в общем-то противоречивых линии. Во-первых, обзор источников ясно показывает, что вся античная традиция не воспринимала подвиг Гармодия и Аристогитона иначе как месть за личную (или даже кровную, в том случае, если они действительно принадлежали к роду Гефиреев) обиду. А убийство Гиппарха было шагом крайне эмоциональным, если не сказать отчаянным. Во-вторых, ясно прослеживается тема заговора (Фукидид, Аристотель, Павсаний) с множеством участников, причем целью заговора является, в первую очередь, устранение Гиппия. В итоге мы оказываемся перед неразрешимой дилеммой, ибо наши источники, как было показано выше, противоречат сами себе.

Для того, чтобы не запутывать и без того сложную ситуацию, мы считаем, что нужно следовать Геродоту в том, что: а) Гиппарх был убит за бесчестный поступок (V, 55); б) тираноубийцы в меньшей степени способствовали освобождению Афин, чем Алкмеониды (VI, 123). От рассмотрения темы политического заговора нам приходится отказаться, ибо она слишком противоречиво отражена в традиции и требует отдельного внимательного изучения с привлечением иных источников.

Единственное, в чем наши источники сходятся безоговорочно, так это в том, что после убийства Гиппарха Гиппий стал опасаться за свою жизнь, а правление его сделалось суровым и жестоким (Hdt. V, 55; Thuc. VI. 53, 3; Aristot. Ath. Pol. XIX, 1; Plato. Hipparch. 229, b; Paus. I. 23, 1; Ael. Frg. 74; etc.). Гиппий проводит репрессии (Hdt. VI, 123), укрепляет порт Мунихий (Aristot. Ath. Pol. XIX, 2) и договаривается о предоставлении убежища(Thuc. VI. 59, 3).
Меры Гиппия по сбережению своего положения еще раз заставляют задуматься о возможном существовании в Афинах внутреннего сопротивления граждан тиранической власти. Все эти следствия говорят об одном — в Афинах созрел серьезный конфликт правителя и подданных. Если бы речь шла о наказании за неполитической убийство Гиппарха, то, наверное, Гиппий бы ограничился карательными мерами только к участникам преступления, а не ко всем гражданам Афинским. Но мы не можем точно датировать вышеперечисленные действия Гиппия, а вполне возможно, что они были направлены не против внутреннего врага, но против внешнего. Оппозиция в изгнании заметно активизировалась после убийства Гиппарха и было предпринято несколько неудачных попыток силового устранения тиранов.Это вполне сходится с указанием Аристотеля (Ath. Pol. XIX, 2) об укреплении порта Мунихия: «на четвертый приблизительно год после смерти Гиппарха положение его в городе стало настолько ненадежным, что он начал укреплять Мунихий, намереваясь туда переселиться». Как нам кажется, именно опасность внешнего вторжения больше пугала тиранов, нежели недовольство граждан, если такое и было.

Итак, мы достаточно сказали о заговоре Гармодия и Аристогитона. В следующем разделе мы специально остановимся на попытках свергнуть тиранию извне.

§ 2. Алкмеониды — освободители

В этом разделе мы постараемся последовательно рассказать о роли рода Алкмеонидов в свержении тиранической власти в Афинах. Внутренняя структура параграфа такова: а) взаимоотношения Алкмеонидов с тиранами; б) Алкмеониды и Дельфийский оракул; в) Алкмеониды и Спарта.

Алкмеониды — один из могущественнейших аттических родов, сыгравший значительную роль в истории Афин. Уже в архаическую эпоху этот род имел, по сравнению со всеми прочими, доминирующее положение. Активное участие Алкмеонидов в политической борьбе прочно засвидетельствовано уже Геродотом. Как мы помним, именно Алкмеониды расправились со сторонниками Килона, за что впоследствии оказались обвинены в «нечестии» (Hdt. V, 70-71). Они участвуют в борьбе за власть после реформ Солона (Aristot. Ath. Pol. XIII, 4) Мы знаем, что Алкмеониды старались использовать Писистрата в своих целях, поставив последнего тираном в Афинах (Hdt. I, 60), причем исходили не только из политического расчета, но и из тесной дружбы (Isocr. De big. 25). После разрыва с Писистратом и установления его тирании им пришлось покинуть Афины (Hdt. I, 64).

Однако изгнание Алкмеонидов из Аттики, последовавшее за третьим приходом к власти Писистрата не поставило их в ряды безусловных и непримиримых противников тирании. Как мы уже говорили выше, возможно, вскоре после смерти Писистрата Алкмеониды возвращаются в город, так как тираны, по всей видимости, решили укрепить свои политические позиции, встав на путь примирения с наиболее могущественными аристократическими родами — Филаидами и Алкмеонидами. Впрочем, по мнению И.Е. Сурикова, то, что Клисфен Алкмеонид был архонтом при Писистратидах еще не может быть однозначным свидетельством возвращения всего рода в Афины . Возможно, только один Клисфен и вернулся, либо часть Алкмеонидов всегда оставалась в Афинах, либо изгнания вообще не было. Эта крайняя точка зрения, впрочем, не находит подтверждения в источниках. Исследователи видят в том, что Клисфен стал архонтом сразу после Гиппия, знак высокого авторитета Алкмеонидов и их наибольшей близости к тиранам.

В очередной раз союз Алкмеонидов с Писистратидами был разорван после убийства Гиппарха. Мы не нашли никаких свидетельств того, что Алкмеониды принимали какое-либо участие в заговоре Гармодия и Аристогитона. Впрочем, есть мнение, что Алкмеониды были связаны брачными узами с родом Гефиреев, к которым принадлежали убийцы тирана .

Именно на период изгнания 514-510 гг. до н.э. приходится первая попытка вооруженного мятежа. Как обычно наши источники дают противоречивые показания. То ли сначала была предпринята неудачная попытка нападения на Афины, закончившаяся полным поражением мятежников, которые вынуждены были отступить и заняв укрепленное место, совершать оттуда вылазки (Hdt. V, 62). То ли изгнанники прежде укрепляют местечко Лепсидрий на Парнефе, откуда собираются напасть на Афины, и где только начали собирать силы сторонников из горожан (Aristot. Ath. Pol. XIX, 3), как тираны успели силой погасить очаг восстания. Если верить Геродоту, то Лепсидрий долгое время был оплотом сопротивления, но, по Аристотелю, Алкмеонидам не долго удавалось удерживаться там. Нам кажется более вероятной последняя точка зрения и вот по какой причине. Аристотель, рассказывая о разгроме мятежников упоминает песенку, еще долгое время ходившую в Афинах:

Ax, Лепсидрий, ах, друзей предатель!
Ты каких воителей отважных
Погубил там — знать-то все какую.
Впрямь они там род свой оправдали!

Как кажется, при ином развитии событий возникновение такой сколии было бы просто невозможно. Едва ли можно предположить, что Аристотель сам ее выдумал.

Не вполне ясно, какими силами тогда располагали Алкмеониды. Аристотель пишет, что они возглавили «изгнанников», а также привлекали сочувствующих афинян. Были ли в их рядах наемники или нет неясно, но Демосфен в одной из своих речей прямо дает понять, что Дельфы поддерживали финансами (давали в долг) все начинания Алкмеонидов по свержению тирании (Demosth. In Mid. 144). Ведь Алкмеониды всегда славились своим богатством и могуществом (Hdt. V, 62) и едва ли нуждались в чьей-либо материальной помощи. Да и если бы они хотели использовать наемное войско, то едва ли обратились бы за помощью к Дельфам.

Особого рассмотрения заслуживает роль Дельфийского оракула в свержении тиранического правления в Афинах. Тирания была повсеместным явлением в Греции приблизительно с середины VII до конца VI вв. до н.э. Античная традиция сохранила значительное число свидетельств, достаточно красноречивых, о связях оракула Аполлона в Дельфах, расцвет которого приходится именно на этот период, почти со всеми тираническими режимами. Мы знаем, что Дельфы активно вмешиваются в афинские дела еще в VII веке. Ведь одним из эпизодов «смуты Килона» было обращение последнего к Аполлону, который и указал ему наилучшее время для осуществления задуманного (Thuc. I. 126, 4). В противоположность Килону Писистрат и сыновья неоднократно и вполне успешно захватывали власть в Афинах, однако античная традиция хранит молчание относительно связи Дельф с афинскими тиранами. Как уже было сказано выше афинские правители старались обходиться и без помощи Дельф: построили в пригороде святилище Аполлону (Thuc. VI. 54, 6), очистили остров Делос от кладбища (Hdt. I, 64), собирали на акрополе оракулы (Hdt. V, 90), общались с прорицателями (Hdt. VII, 6). Все эти элементы религиозной политики тиранов были, по мнению Кулишовой О.В., призваны нанести удар по авторитету Дельф . Т.е. мы не только можем говорить об отсутствии сотрудничества, но и о прямой враждебности в отношениях между Дельфами и тиранами.

Зато мы в избытке обладаем сведениями о существовании такой связи оракула с родом Алкмеонидов. Связь эта четко прослеживается с довольно раннего времени. Если вспомнить так называемую «Первую священную войну», связанную с судьбой оракула, то именно Алкмеон руководил силами афинян (Plut. Sol. XI). Алкмеониды же активно способствовали посольству лидийского царя Креза (Hdt. VI, 125). И, наконец, именно этому афинскому роду был передан подряд на строительство храма Аполлона в Дельфах (Hdt. V, 62), сгоревшего в 548 году. Храм этот якобы был подожжен Писистратидами, что, по заключению И.Е. Сурикова, скорее всего не соответствует действительности, но согласно в целом с традицией о вражде Дельф с тираническими Афинами . Новый же дельфийский храм — наиболее значительное свидетельство взаимодоверительных связей Алкмеонидов с оракулом. Можно определенно сказать, что именно союз Алкмеонидов и Дельф привел к падению тирании. Мы вынуждены говорить именно о союзнических отношениях между этими влиятельнейшими силами, ибо заинтересованность в устранении Писистратидов и враждебное к ним отношение в равной степени были свойственны представителям обеих сторон. Потому вполне возможно применять термин «союз».

Каково же значение Спарты во всей этой истории? Если выражаться более образно, Спарта поневоле оказалась лишь инструментом в руках умелых эскулапов, удалявших злокачественную опухоль тирании с тела афинского государства. Хотя обычно Спарте и приписывают роль главного борца с единоличной властью, то в случае с Писистратидами наши источники рисуют совсем иную картину.

Если верить Геродоту, то Алкмеонидам удалось склонить спартанцев к походу на Афинян именно через посредство Дельф. «Алкмеониды во время пребывания в Дельфах подкупили Пифию деньгами, чтобы она всякий раз, как спар-танцы вопрошали оракул, по частному ли делу или от имени государства, возвещала им [волю божества] освободить Афины» (Hdt. V, 63). Т.е. Алкмеониды всерьез понимали, что из всех греческих полисов того времени только Спарта могла бы сокрушить тиранов — это ли не свидетельство в пользу могущества писистратидовских Афин? С одной стороны, Лакедемон всегда выступал против тирании (Hdt. V, 92) и спартанцы всеми силами старались препятствовать ее проникновению в свое государство. Однако с другой стороны, Писистратиды были их друзьями (Hdt. V, 63; V, 90; Aristot. Ath. Pol. XIX, 4) .

Итак, спартанцы, поборов свои колебания, решаются выступить в поход на Афины (Hdt. V, 63; Aristot. Ath. Pol. XIX, 5). Наши источники дают понять, что с первой попытки не удалось совершить задуманное. Несмотря на то, что лакедемоняне старались использовать фактор неожиданности, а именно высадили десант, их авантюра провалилась. Нет, все-таки нельзя рассматривать переброску войск морем как элемент стратегии, скорее всего спартанцы менее всего рассчитывали внезапно напасть на Афины. Ведь тираны задолго до нападения знали не только его время, но и место. Писистратиды обращаются за помощью к своим фессалийским союзниками и, получив тысячу всадников, успевают вырубить все деревья на Фалерской равнине с тем, чтобы использовать все преимущества конницы. Именно фессалийская конница помогла им одержать верх над спартанцами. Геродот и Аристотель говорят о тысяче всадников (мы не случайно обращаем на это внимание) — действительно, речь идет о полноценной войне, а не о мелкой операции.

Наши источники не отделяют четко хронологически первый поход спартанцев от второго. Г. Берве датирует поход Анхимолия 512/511 гг. до н.э. , видимо, исходя из того, что разгневанные поражением (Aristot. Ath. Pol. XIX, 5) спартанцы почти сразу отправляют в поход царя Клеомена, который Аристотель датирует четвертым годом после смерти Гиппарха (Ath. Pol. XIX, 2). Также в пользу того, что между первым и вторым походом прошло совсем немного времени, говорит тот факт, что союзническая конница не покидала Афины и находилась при Писистратидах (Hdt. V, 64).

Единственное, что мы можем сказать определенно, — походов действительно было два. В первом походе погиб спартанский царь Анхимолий . А вторым руководил царь Клеомен (Hdt. V, 64; Aristot. Ath. Pol. XIX, 2; Paus. III. 4, 2).
На этот раз спартанцы отправляются в поход по суше и уже с более многочисленным войском. Им удается обратить в бегство конницу и запереть Писистратидов со сторонниками в Пеларгической крепости. В осаде принимают участие и афиняне, желавшие свержения тиранов. Почему-то ни Геродот, ни Аристотель (наши основные источники по истории спартанских вторжений) не сообщают больше о каких-либо вооруженных столкновениях. Неужели у Писистратидов не было своего войска, а только те силы, что прислали им фессалийцы? В это невозможно поверить!

Так или иначе Писистратиды оказались в осаде. Геродот пишет, что спартанцы не собирались осаждать их (V, 65). А у Аристотеля осада все-таки проводится причем совместно с афинянами (Ath. Pol. XIX, 5). Особых надежд на успешное завершение осады спартанцы не питали, ибо на акрополе было собрано достаточное количество продовольствия и воды. Только неосторожность самих тиранов, а если говорить точнее, их детей, стала роковой для осажденных. Надо полагать, была предпринята попытка тайно вывезти из Аттики детей тиранов в более безопасное место, при которой последние и были схвачены и у осаждающих сразу появилось преимущество. После недолгих переговоров было решено, что тираны покинут Аттику в течение 5-ти дней, за что им и их родственникам будет гарантирована жизнь .

Так была свергнута тирания в Афинах. Все-таки несмотря на то, что не Алкмеониды уже послали отряд Клеомена в Аттику, но сами лакедемоняне, у нас нет никакого основания, чтобы присудить кому-либо другому заслугу в свержении тиранической власти Писистратидов. Ведь уже совсем скоро спартиаты поймут, что были лишь орудием в чужих руках (Hdt. V, 90), повернут оружие против Алкмеонидов (Hdt. V, 70) и попытаются восстановить положение дел (Hdt. V, 91), ну да будет уже слишком поздно.

Падение тирании было настолько быстрым и нелепым, что это и позволило многим ученым говорить о ней вообще как о явлении незначительном. Такой подход в корне не верен, так как всегда нужно помнить, что власть Писистратиды потеряли не вдруг и не сразу. Больше трех лет продолжались атаки на тиранов: сначала внутренние распри из-за убийства Гиппарха, затем военные вылазки Алкмеонидов из Лепсидрия, и, наконец, спартанская экспансия. К тому же неизвестно, чем бы закончилась осада акрополя, если бы удача не повернулась к осаждающим. Впрочем, не наше дело заниматься гаданием. В ситуации, когда источники не могут нам дать исчерпывающей информации, наши предположения не только не помогут разысканию, но еще больше уведут от истины.

Может показаться странным, почему этот раздел мы назвали «Алкмеониды — освободители». Ведь об Алкмеонидах было сказано совсем не много и мы могли бы выбрать какое-нибудь менее конкретное обозначение в духе «Противники тиранов», «Политическая оппозиция» или, наконец, «Свержение Писистратидов». Все эти названия хороши, но не достаточно верно расставляют акценты. А ведь и Дельфы и Спарта были вовлечены в конфликт, закончившийся падением тирании, не столько самими Писистратидами, сколько действиями Алкмеонидов — оппозиции в изгнании.

 

§ 3. Свободные Афины

В этом разделе мы хотим кратко осветить следующие проблемы: 1) меры, принятые афинянами, по недопущению возникновения тирании впредь; 2) попытки реставрации тирании.

Мы не будем останавливаться подробно на политической борьбе, разгоревшейся в Афинах вскоре после отъезда Писистратидов между Клисфеном и Исагором. Для нас важно, что итогом этой борьбы были демократический реформы Клисфена, которые, по признанию Аристотеля (Ath. Pol. XLI, 2), были более демократическими, чем реформы Солона. Важное значение имело новое административное деление Аттики, построенное не по родовому, а уже по территориальному принципу. Тем самым был нанесен серьезный удар по политическому значению прежних родовых коллективов. Однако нас в большей степени интересует появление нового орудия политической борьбы — остракизма. Это установление как никакое другое способствовало сохранению гражданского порядка. Но со временем превратилось в страшное оружие в руках ловких и беспринципных демагогов. Не раз остракизмом изгонялись из государства не худшие, а, наоборот, лучшие граждане.

Традиция не дает точной даты введения процедуры остракизма, более того нет единства даже в том, кому приписывать введение этого института. Например, первым остракизму был подвергнут Тесей (по Феофрасту и схолиасту Аристофана), а по Евсевию Тесей был основателем остракизма, а не только его первой жертвой . Но Плутарх в биографии Тесея об этом ничего не пишет. Да и вообще трудно сомневаться в авторстве этого закона. Исследователи расходятся в его датировке и привязывают его основание к 506/505 гг. до н.э.

Причины введения остракизма более или менее понятны: в Афинах существовала угроза реставрации тирании с одной стороны и стремление консервативных аристократов к олигархии с другой. Потому для того, чтобы сдерживать и тех и других, было введено это средство политического давления.

Есть, правда, сложность в датировке первого случая применения этой процедуры, а также в определении первой ее жертвы. Аристотель полагает, что Клисфен провел закон об остракизме именно для того, чтобы расквитаться с остававшимися в Афинах сторонниками тиранов. В частности упоминается Гиппарх, сын Харма, который был предводителем протиранической группировки в Афинах (Ath. Pol. XXII, 3). И Плутарх пишет (Nic. XI): «первым [изгнанным] был Гиппарх из Холарга, родственник тирана». Дело в том, что афиняне великодушно позволили всем родственникам тиранов, не замешенным в их преступлениях, оставаться в городе. А впервые закон был применен только после Марафонской битвы, когда, по словам Аристотеля, «народ уже стал чувствовать уверенность в себе». Едва ли только это могло стать причиной первого применения остракизма на практике. Скорее всего, если это и случилось, то из-за возросшей ненависти к роду Писистратидов. Ведь это они привели персов в Афины. Но у нас есть свидетельство оратора Ликурга (In Leocr. 117): «Ведь Гиппарха, сына Харма, уклонившегося от публичного обвинения в предательстве и не явившегося на суд, они приговорили к смерти. Так как они не могли получить его самого в качестве залога за преступление, стащив с Акрополя его статую, они расплавили ее, и, сделав стелу, постановили написать в ней имена преступников и предателей. И сам Гиппарх на этой стеле был записан и другие предатели». Т.е. Гиппарха и не пытались подвергнуть изгнанию через голосование черепками, скорее всего здесь речь шла о другом характере преследования. Возможно, Гиппарха обвиняли в пособничестве персам, иначе о каком предательстве говорит Ликург? Либо процесс был затеян просто из-за того, что Гиппарх был родственником Писистратидам, либо по какому-нибудь частному поводу: например, расследование эпизода с сигналами, посылаемыми персам кем-то из Афинян (Hdt. VI, 115), могло указать в итоге и на Гиппарха. Но в итоге, по Ликургу, Гиппарх сам удалился из города, без помощи остракизма.

Так весьма сомнительно, что остракизм был мерой сугубо адресной, т.е. направленной против конкретных политических деятелей. А также весьма неправдоподобным выглядит двадцатилетний промежуток между введением меры и первым ее применением.

Но не только политическими мерами боролись в Афинах с последствиями тирании. Например, всячески почиталась память тираноубийц (правда, об их культе говорить не приходится). Их могилы находились рядом с могилами других прославивших отечество граждан и за ними ухаживали долгое время, по крайней мере, Павсаний мог видеть эти могилы (Paus. I. 29, 15). Им был поставлен замечательный памятник — первая в истории скульптурная группа (Aristot. Rhet. 1368 a). Что примечательно, памятник этот был восстановлен практически сразу после того, как персы похитили первый его вариант (Paus. I. VIII, 5). Это красноречиво свидетельствует о том, что память о поступке Гармодия и Аристогитона жила народе. Симонид Кеосский слагает возвышенные строки эпитафии героям. И много лет спустя афиняне поют сколии, прославляющие тираноубийц (Aristoph. Acharn. 980). Потомки Гармодия и Аристогитона удостаиваются множества почестей: во-первых, им предоставляется право питаться в пританее на общественный счет, а этого почета заслуживали только олимпионики; во-вторых, потомки освобождались от всех повинностей в пользу государства (Demosph. In Leptin. 127; In Midiam 170) . Афиняне вообще очень заботились о том, чтобы не показаться неблагодарными по отношению к своим спасителям. Здесь очень показателен следующий эпизод (Plut. Aristid. XXVII): «афиняне, узнав, что внучка Аристогитона осталась в тяжелом положении на Лемносе и вследствие бедности не может выйти замуж, перевезли ее в Афины и, выдав ее за одного из знатных граждан, дали ей в приданное участок земли в Потамах».

Афиняне еще очень долгое время после изгнания тиранов опасались возвращения единоличной власти. Всякий сильный и талантливый человек сразу возбуждал в себе подозрение в возможном желании стать тираном. Стоит вспомнить процесс над Мильтиадом, который был возбужден хоть и по другому поводу, но преследовал совершенно определенную цель — не допустить излишнего возвышения одного из граждан (Nepos Milt. VIII). Даже Перикл много лет спустя опасался применения к нему остракизма по той же причине (Plut. Pericl. VII, XVI; Val. Max. Fact. et dict. VIII, 9).

Но не столько грозило афинянам появление нового тирана, сколько возвращение прежнего. Гиппий ведь не оставил надежд вернуть власть и на протяжении двадцати лет вел активную деятельность как в Греции, побуждая своих союзников придти на помощь, так и в Малой Азии, подстрекая персов к захвату Афин. Геродот довольно подробно рассказывает об этом эпизоде афинской истории.

Когда спартанцам не удалось привести к власти в Афинах своего ставленника Исагора (Hdt. V, 70), было решено наказать излишне заносчивый демос. Лакедемоняне сразу вспомнили и историю с подкупленной Пифией и найденные царем Клеоменом на акрополе неблагоприятные для них оракулы (Hdt. V, 90). Было решено силой вернуть власть Гиппию. Для этого они обращаются к своим союзникам, а также призывают самого Гиппия из Сигея. Но союзники отказались от участия в этой авантюре (Hdt. V, 92-93). Гиппию же пришлось вернуться ни с чем в Азию.
Такой вариант развития событий был вполне возможен, однако, из-за недостатка информации мы не можем определенно сказать, имел ли он место в действительности. Известно, что спартанцы специально устроили военный поход с тем, чтобы утвердить в Афинах власть Исагора (Hdt. V, 76; Paus. III. 4, 2). Но о том, что они предпринимали какие-то меры по возвращению Гиппия у нас больше нет сведений. Возможно, то, что возможное правление Исагора воспринималось как тираническое, и дало афинянам право говорить, что спартанцы пришли «устанавливать тиранию» или «хотят вернуть тирана в Афины», но не более того. В историю же, рассказанную Геродотом, верится с трудом.
Гораздо большая опасность для афинской демократии исходила вовсе не из Спарты, а с востока — от персов.
Вскоре после своего изгнания Гиппий отправляется к Артафрену (Hdt. V, 96) или сразу к персидскому царю Дарию (Thuc. VI. 59, 4). Он пытается склонить персов к походу на Афины (Hdt. V, 96; Demosth. Epist. Phil. 7; Ael. Frg. 74). Если верить Геродоту, то при дворе Дария разгорается настоящая дипломатическая война: Гиппий, помирившись с изгнанным в свое время за подделку оракулов Ономакритом, принуждает афинян вернуть ему власть, афиняне же призывали персов не верить Писистратидам. Уже стариком, на двадцатом году после изгнания из Афин, он придет вместе с персами к Марафону, где, возможно, и погибнет (Cic. Epist. ad Attic. IX, 10. 3).

Все сведения о персидских событиях нуждаются в еще более осторожном к себе отношении. Более или менее достоверным может быть только тот факт, что афиняне связывали поход персов именно с интригами Писистратидов, а было ли так на самом деле — загадка. Во всяком случае никакое иное злодеяние тиранов не вызывало в афинянах такого негодования и озлобления. Сразу после Марафонской победы начинается судебный процесс над предателями из рода Писистратидов (Lyc. In Leocr. 117). Были приняты законы против тиранов, которые послужили афинянам и впоследствии (Liv. Ab Urb. XXXIII, 44).


Заключение

Этот труд — обзор правления Писистратидов. В самом начале мы специально указали на его фактологически-источниковедческий характер, ибо нельзя, не зная фактов, заниматься анализом исторического процесса и выяснению концептуальных проблем. В ходе работы с источниками мы чаще задавались все новыми вопросами, нежели получали ответы. Но именно обращение к первоисточнику может привести исследователя к желаемому результату. Потому мы и старались как можно больше времени уделить работе с традицией.

Традиция же дает понять вполне определенно, что тирания была важным явлением в греческой истории, которое не следует недооценивать. Политика тиранов, часто заслуженно обвиняемая в непоследовательности и неконструктивности, тем не менее сыграла огромную роль в становлении как экономического, так и культурно-политического могущества Афин. И отрицать это, по меньшей мере, бессмысленно.

Загрузите полную версию работы для более тщательного ознакомления!

*18 мая - добавлены сведения Аристотеля об укреплении порта Мунихия.

Главная страница проекта | Введение | Писистратиды у власти | Изгнание Писистратидов



Rambler's Top100