Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

Юлиус Белох
ГРЕЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

Москва, Государственная публичная историческая
библиотека России, 2009.
Оглавление

КАРЛ ЮЛИУС БЕЛОХ И ЕГО "ГРЕЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ". Вступительная статья Ю.Н.Семенова ... 3
О третьем русском издании "Греческой истории" К.Ю.Белоха ... 43

Предисловия переводчика
К первому изданию ... 48
Ко второму изданию ... 49

ТОМ I
КОНЧАЯ СОФИСТИЧЕСКИМ ДВИЖЕНИЕМ И ПЕЛОПОННЕССКОЙ ВОЙНОЙ

ВВЕДЕНИЕ. ПРЕДАНИЕ ... 51

ГЛАВА I
Заселение побережья Эгейского моря ... 76
ГЛАВА II
Культура древнейшей Греции ... 99
ГЛАВА III
Миф и религия ... 118
ГЛАВА IV
Народный эпос ... 145
ГЛАВА V
Традиционная история греческой древности ... 158
ГЛАВА VI
Распространение греков вдоль берегов Средиземного моря ... 174
ГЛАВА VII
Переворот в экономической жизни ... 191
ГЛАВА VIII
Умственное развитие от Гомера до Персидских войн ... 210
ГЛАВА IХ
Начало объединительного движения ... 241
ГЛАВА Х
Господство аристократии и его падение ... 258
ГЛАВА ХI
Освободительные войны ... 288
ГЛАВА ХII
Экономический расцвет после Персидских войн ... 322
ГЛАВА ХIII
Демократия ... 355
ГЛАВА ХIV
Период политического равновесия ... 380
ГЛАВА ХV
Пелопоннесская война ... 411
ГЛАВА ХVI
Расцвет поэзии и искусства ... 447
ГЛАВА ХVII
Основание науки ... 467

ТОМ II
КОНЧАЯ АРИСТОТЕЛЕМ И ЗАВОЕВАНИЕМ АЗИИ

ГЛАВА I
Реакция ... 3
ГЛАВА II
Падение демократии ... 29
ГЛАВА III
Олигархия на греческом Востоке ... 81
ГЛАВА IV
Военная монархия в Сицилии и на Понте ... 107
ГЛАВА V
Коринфская война и Анталкидов мир ... 133
ГЛАВА VI
Возрождеиие демократии ... 159
ГЛАВА VII
Распадение великих держав Эллады ... 198
ГЛАВА VIII
Экономическое развитие со времени Пелопоннесской войны ... 226
ГЛАВА IХ
Литература и искусство ... 247
ГЛАВА Х
Расцвет греческой науки ... 278
ГЛАВА ХI
Общество и его организация ... 304
ГЛАВАXII
Новая северная держава ... 334
ГЛАВА ХIII
Объединение Греции ... 363
ГЛАВА ХIV
Борьба западных эллинов за свободу ... 401
ГЛАВА ХV
Завоевание Азии ... 413

Скачать

159

ГЛАВА VI

Возрождение демократии

Насильственная политика, которую преследовала Спарта со времени Анталкидова мира, возбудила в Греции всеобщее неудовольствие. Но мелкие государства поневоле должны были допускать то, чему они не в силах были воспрепятствовать, а иные из них принуждены были еще и поставлять свои полки в спартанскую армию; из великих же держав Эллады одна, Сиракузы, находилась в тесном союзе со Спартой, а другая, Афины, заботилась только о том, чтобы посредством политики сосредоточения сил залечить раны, нанесенные ее благосостоянию последней войной.
Здесь после Анталкидова мира прежде всего привлекли к суду тех лиц, которые довели государство до необходимости одновременно бороться со Спартой и с Персией. Агир-рий, более всех виновный, был присужден к большому денежному штрафу, и так как не мог заплатить его, то был заключен в тюрьму, где просидел много лет; политическим влиянием он уже более никогда не пользовался. Фрасибул из Коллита, эскадра которого была взята в плен Анталкидом (см. выше, с. 149), подвергся суду по двум процессам, из которых, впрочем, вышел победителем; Дионисий, который также командовал частью флота на Геллеспонте, был казнен, как государственный изменник. Та же участь постигла и Кононова друга Никофема, и его сына Аристофана, которые служили на Кипре в армии Хабрия. Формисий и Эпикрат, заслуженные демократы, которые были отправлены послами к царю, поплатились жизнью за то, что не сумели добиться более выгодных условий для Афин.
В то же время приложены были все старания к тому, чтобы поддержать хорошие отношения как с Персией, так и со Спартой. По требованию персидского царя Хабрий был отозван из Египта, где он со времени заключения мира занят был организацией обороны страны; напротив, Ификрат получил позволение вступить в персидскую службу на время экспедиции против Египта (379 г.). В самой Греции Афины

160

не препятствовали Спарте подчинить себе Мантинею и завладеть Фиванской крепостью, и оппозиция с полным правом могла упрекать правительство в том, что олигархическая реакция в Фивах произошла с его ведома и по его желанию. Кажется даже, что Афины теперь уступили настояниям Спарты и отказались от власти над Делосом и его богатым храмом, которую они сначала, — правда, вопреки точному смыслу Анталкидова мира, — еще пытались удержать в своих руках.
Однако фиванским изгнанникам Афины дали у себя убежище, и они сделались, конечно, предметом всеобщего сочувствия в демократическом городе. Поэтому они не остались без поддержки, когда в середине зимы 379/378 г. начали подготовлять переворот с целью освобождения Фив. В заговоре приняли участие даже два афинских стратега; исподтишка был приготовлен отряд войска, который должен был служить опорой движению в случае удачи. Один из эмигрантов, Мелон, вместе с шестью товарищами пробрался через беотийскую границу; им удалось, не возбудив подозрений, поздним вечером войти в Фивы, где у них был сообщник в лице государственного секретаря Филлида. Полемархи подверглись неожиданному нападению во время пирушки и были умерщвлены; убит был также Леонтиад, который четыре года назад бросил Фивы в руки спартанцев. После этого восстали граждане, афиняне подоспели на помощь и вместе с фиванцами приступили к штурму Кадмеи. Спартанские военачальники, не рассчитывая устоять против врага, сдали крепость, выговорив себе право свободного отступления. В Фивах установлен был демократический строй и освободитель Мелон избран в полемархи; вместе с ним избраны были его товарищ Пелопид, один из семи эмигрантов, приехавших из Афин, и Харон, давший в своем доме приют заговорщикам. В том, что со стороны Спарты предстоит страшная расправа, разумеется, никто не сомневался. Поэтому сделана была попытка прийти к соглашению с нею; Фивы изъявили готовность сохранить союз, который олигархическое правительство заключило со Спартою.
Но после всего, что произошло, Спарта, конечно, не

161

могла согласиться на эти предложения; для того, чтобы положение, занятое государством со времени Анталкидова мира, не потерпело тяжелого удара, честь оружия должна была во что бы то ни стало быть восстановлена. Офицеры, командовавшие войском в Кадмее, были казнены или приговорены к уплате тяжелого штрафа; и еще зимою в Беотию была послана пелопоннесская армия под начальством юного царя Клеомброта, который унаследовал трон своего брата Агесипола II после его преждевременной смерти под Олин-фом. Об осаде, конечно, нечего было думать в эту пору года; а так как неприятель отказывался от сражения и в Фивах не произошло восстания против демократического правительства, то Клеомброту ничего другого не оставалось, как пуститься в обратный путь после 16-дневной стоянки на высотах Киноскефал, в южной части города. Одна треть войска оставлена была в Феспиях для наблюдения за фиванцами и для охраны второстепенных городов Беотии.
Если, таким образом, экспедиция в военном отношении не дала никаких результатов, зато появления пелопоннесской армии на границе Аттики было достаточно, чтобы отбить у афинян всякую охоту к войне. Оба стратега, самовольно оказавшие помощь фиванским демократам, были приговорены к смерти, и один из них действительно был казнен, тогда как другой отправился в изгнание. Фивы были совершенно изолированы, и этим, казалось, была решена участь восстания демократов.
Но рассеять недоверие правящих кругов Спарты к аттической политике было нелегко. Самое меньшее, чего можно было опасаться со стороны Афин, это — нейтралитета, благоприятного Фивам; но кто мог поручиться за то, что радикальной партии в конце концов все-таки не удастся увлечь государство к деятельному участию в войне? Не лучше ли было предупредить опасность? Ввиду этих соображений Сфодрий, командовавший войском в Феспиях, решился напасть на Пирей. Он рассчитывал пройти расстояние от бео-тийской границы до Пирея — 50 километров — в одну зимнюю ночь; но этот расчет оказался ошибочным: когда начало светать, войско находилось лишь у Элевсина на Фриасий-

162

ской равнине. Смелое предприятие окончилось неудачей, Сфодрий принужден был вернуться, причем дело не обошлось без разграбления пограничных аттических деревень.
В Афинах даже теперь еще надеялись сохранить мир и ограничились тем, что потребовали от Спарты удовлетворения. Сам Сфодрий считал для себя неизбежным смертный приговор и бежал за границу. Но царь Клеомброт и сын Агесилая, Архидам, добились оправдательного приговора для Сфодрия; в Спарте, очевидно, думали, что Афины не станут серьезно настаивать на своем требовании. Но спартанцы ошиблись; в Афинах теперь снова одержала верх военная партия, и заключен был с Фивами оборонительный союз. Впрочем, дело не дошло до объявления войны Спарте; да и лакедемоняне старались не доводить Афины до крайности и по-прежнему относились к Аттике как к нейтральной стране.
Тем энергичнее решили они действовать против Фив. Как только стал созревать хлеб, Агесилай собрал войска пелопоннесских союзников и направился через Киферон в Феспии, где присоединил к своей армии отряд, оставленный там Клеомбротом; теперь он располагал 18 тыс. пехотинцев и тысячью пятьюстами всадников. Между тем на помощь Фивам пришел афинский отряд под начальством Хабрия. В ожидании неприятельского нападения фиванцы окружили свою страну цепью укреплений; однако Агесилаю удалось прорваться в свободном от охраны месте, и союзники принуждены были отступить назад в Фивы. Под стенами города они выстроились для сражения; но Агесилай не решился напасть на крепкую позицию неприятеля, — успех, которым Хабрий по праву гордился больше, чем любой победой в открытом поле. Итак, царь должен был ограничиться опустошением фиванской области; затем он вернулся на Коринфский перешеек и там распустил свое войско по домам. В Феспиях остался Фебид с отрядом наемников.
Теперь фиванцы перешли к наступательным действиям; выступивший против них Фебид был разбит и сам пал в сражении. Вследствие этого и во второстепенных городах Беотии начала поднимать голову демократическая партия, и спартанцы принуждены были послать в Феспии в качестве

163

гарнизона отряд своего ополчения, чем на время остановлены были успехи фиванцев.
Следующей весною (377 г.) Агесилай снова предпринял поход в Беотию. В этот раз он также без труда прорвал оборонительную линию перед Фивами и уничтожил хлеб на полях; до значительного сражения дело не дошло, как и в предшествовавшем году. На обратном пути в Пелопоннес Агесилай в Мегаре заболел тяжелой болезнью, которая надолго приковала его к постели; поэтому весною 376 г. руководство экспедицией против Фив было возложено на царя Клеомброта. Впрочем, предводительствуемая им армия даже не достигла Беотии, так как неприятель загородил проходы Киферона.
Между тем Афины прилагали все усилия к тому, чтобы в третий раз вернуть себе дважды утраченную гегемонию на море. Уже непосредственно после Анталкидова мира возобновлены были союзные договоры с Хиосом, Митиленой, Ме-тимной и Византией; Родос также вступил снова в союз с Афинами, когда его малоазиатская коалиция со смертью Гло-са распалась (около 379 г.). Попытки завязать прежние отношения с фракийскими халкидцами, правда, остались безуспешными вследствие вмешательства спартанцев; зато Фивы, как мы видели, весною 378 г. вступили в союз с Афинами. И вот, после того как разрыв со Спартою был провозглашен официально, Афины обратились ко всем эллинам и варварам, не подвластным персидскому царю, с воззванием сомкнуться в союз для противодействия притязаниям Спарты. Основою союзного договора должны были служить постановления Анталкидова мира. Всем участвующим государствам обеспечивалась автономия, персидский царь признавался владыкою азиатского материка; Афины отказывались от всяких притязаний на свои старые колониальные владения, и впредь афинянам вообще воспрещалось приобретать дома и земли на всем протяжении союзной территории. Для руководства общими делами был учрежден союзный совет, который заседал в Афинах и в котором участвовали с правом голоса делегаты всех союзных государств; сами Афины не имели в нем представителя, и решения совета получали законную силу только

164

в случае согласия между руководящим государством и советом. Издержки по содержанию союзного флота должны были покрываться взносами, размер которых каждый раз определялся союзным советом сообразно наличным потребностям. Заведование этими деньгами и руководство военными действиями вручалось Афинам (весною 377 г.)1.
Организуя новый союз на таких началах, Афины приносили тяжелую жертву; это было равносильно полному разрыву с политикой, которой они следовали до Анталкидова мира, и окончательному отказу от мысли о восстановлении государства в его старых формах, которую пытался осуществить еще Фрасибул. Мало того: тысячи афинских граждан теряли последнюю надежду вернуть себе свои вне-аттические имения, которых они сами или их отцы лишались благодаря катастрофе 404 г. Но эти жертвы не оказались бесплодными. Эвбейские города тотчас вступили в новый союз, исключая Орфос, занятый лакедемонским гарнизоном; то же сделали Северные Спорады — Пепарея, Скиаф и Ик, затем Тенедос при входе в Геллеспонт, Церинф и Маронея во Фракии, Парос и другие соседние острова, — далее, города, остававшиеся до сих пор в союзе с Афинами: Хиос, Ми-тилена, Метимна, Византия, Родос и Фивы. Таким образом, Афины сразу опять заняли положение господствующей державы на Эгейском море; теперь они снова могли взять в свои руки заведование Делосским храмом, от которого, как мы видели, они должны были отказаться несколько лет назад.
Одновременно с этим предпринято было обновление аттического флота. Это было делом настоятельной необходимости, потому что во время Коринфской войны большая часть кораблей сделалась негодной к употреблению, и правительство до сих пор слишком мало заботилось о замене их новыми. Таким образом, хотя в распоряжении государства было более ста триер, но большинство из них пришли в ветхость и были непригодны для плавания. Поэтому правительство приступило к постройке большого числа новых воен-

1 Организованный Афинами в 378/377 г. до н.э. союз принято называть не Третьим (как у К.Ю.Белоха), а Вторым Афинским морским союзом. (Ред. 2008).
165

ных судов и действовало в этом направлении так энергично и целесообразно, что спустя 20 лет (357/356 г.) Афины располагали флотом в 289 триер, несмотря на значительные требования, которые в течение этого периода почти беспрестанно предъявлялись к аттическому флоту. Для покрытия расходов по постройке кораблей и для возмещения военных издержек в Аттике установлен был чрезвычайный имущественный налог (378/377 г.).
При таком положении дел пелопоннесцы не могли дольше оставаться в бездействии. Они снарядили флот в 65 триер и послали его к аттическому побережью, где он отрезал Афинам всякий подвоз (летом 376 г.). Наксос и некоторые другие из Кикладских островов тотчас перешли на спартанскую сторону, на Делосе афинские амфиктионы были изгнаны из храма и при этом подверглись насилиям. Но Афины оказались на высоте своего положения. Они привели в исправность все корабли, которые еще были годны к употреблению, и спустя короткое время Хабрий мог выйти в море с 83 триерами. Вначале пелопоннесцы не решались вступить в сражение; но когда Хабрий обратил свое оружие против Наксоса и приступил к осаде города, лакедемонский адмирал Поллис должен был поспешить на помощь последнему. Таким образом, в проливе между Паросом и Наксосом произошла морская битва; она окончилась полным поражением пелопоннесцев, флот которых наполовину был потоплен или взят в плен (16 боэдромиона, в сентябре). Это была первая крупная морская победа, одержанная Афинами со времени битвы при Аргинусах. Теперь афинский флот безусловно господствовал на Эгейском море; Делос снова изъявил покорность, а Киклады — все, или по крайней мере большая часть их — примкнули к морскому союзу. Следующей весною (375 г.) Хабрий предпринял экспедицию к фракийскому побережью и заставил Самофракию, Фасос, Абдеру, Энос и другие города присоединиться к Афинам. Этому примеру последовал и Халкидский союз, который как раз в это время снова собрался вокруг Олинфа, — затем Эрес и Антисса на Лесбосе и Орей на Эвбее, изгнавший между тем свой лакедемонский гарнизон. Афины опять господство-

166

вали почти над всеми островами Эгейского моря и над всеми важными городами фракийского побережья от Византии до Олинфа, за исключением Амфиполя.
В то время как Хабрий одерживал эти победы на севере, сын Конона Тимофей во главе 60 триер огибал Пелопоннес, направляясь в Ионическое море. Здесь тотчас примкнули к морскому союзу могущественная Керкира, а также эпирский царь Алкет, акарнанцы и Проннои на Кефаллении. Пелопоннесский флот, выступивший против Тимофея, был разбит при Ализии на акарнанском побережье (375 г.).
Занятая морской войною, Спарта принуждена была ограничиваться в Беотии оборонительными действиями, вследствие чего фиванцы получали здесь все больший перевес. Пелопиду удалось даже, во главе отборного фиванского войска, т.н. "священного отряда", разбить в открытом поле при Тегире, вблизи Орхомена, два полка спартанского ополчения. Афины также не преминули извлечь выгоду из этого положения вещей, снова присоединив Ороп, который в 411г. перешел к беотийцам (см. выше, с.52) и в силу Анталкидова мира получил автономию.
Однако в Афинах уже начали тяготиться войною, продолжение которой после присоединения к морскому союзу всех важнейших островов не могло уже доставить никаких важных успехов, между тем как население почти изнемогало под бременем налогов, необходимых для содержания большого флота. Спарта также пришла к убеждению, что не добьется ни подчинения Фив, ни уничтожения морской гегемонии Аттики, тогда как пелопоннесские союзники, чем дольше длилась война, становились все более непокорными, и гарнизонная служба в Орхомене и Феспиях ложилась все более тяжелым бременем на спартанское население. Ввиду этого решено было примириться с совершившимися фактами и на этой почве войти в соглашение с Афинами. Летом 374 г. в Спарте был заключен договор, которым обе воюющие державы взаимно признали друг за другом верховенство над Аттическим морским союзом и Пелопоннесской симма-хией, а в прочем подтверждены были постановления Анталкидова мира.

167

В Афинах имели полное основание быть довольными достигнутым результатом; и действительно, город ликовал по поводу заключения договора, и решено было учредить официальный культ богини мира. Но начальник аттического флота в Ионическом море, Тимофей, был решительно против мира. Он подчинился, конечно, приказанию вернуться с флотом в Афины, но не мог удержаться, чтобы, проезжая мимо Закинфа, не высадить на остров изгнанных демократов. После этого лакедемоняне также послали одну эскадру к Закинфу, другую в Керкиру, где между тем вспыхнули внутренние волнения; ввиду этого и афиняне вынуждены были отправить на Закинф под начальством Стесикла отряд в 600 пелтастов (еще осенью 374 г.), за которым весною должен был последовать большой флот под командой Тимофея.
Между тем вследствие истощения денежных средств снаряжение флота представляло непреодолимые трудности. Тимофей не решился прибегнуть к новому обложению граждан для нужд самовольно вызванной им войны, а попытки достать необходимые средства посредством взыскания контрибуций с союзников оказались безуспешными. Таким образом, лето прошло в бесцельном крейсировании на Эгейском море, и в конце концов флот, негодный для дальнейших операций, застрял на Калаврийском рейде (осенью 373 г.).
Лакедемоняне искусно воспользовались столь неожиданно предоставленной им отсрочкой. Еще в конце лета (373 г.) наварх Мнасипп с 60 кораблями отправился к Кер-кире и тотчас начал осаду. Спустя короткое время в густонаселенном городе начался голод, и если бы не подоспела вскоре помощь из Афин, сдача была неизбежна.
Теперь Тимофей постановлением Народного собрания был отрешен от должности и предан суду. Подобного процесса Афины не видали ни до, ни после этого. Обвинителями выступили знаменитейший полководец того времени Ификрат, только что вернувшийся из персидской службы, и Каллистрат из Афидны, один из величайших ораторов и способнейших финансистов Афин, племянник Агиррия и сам влиятельный государственный деятель, игравший выдаю-

168

щуюся роль при основании нового морского союза. С другой стороны, Тимофей для своей защиты пустил в ход все огромное влияние, которое он отчасти унаследовал от своего отца Конона, отчасти сам приобрел в последние годы своими походами. Даже Алкет, царь эпирский, и Ясон, тиран Фессалии, не отказались приехать в Афины, чтобы лично дать показания в пользу своего друга. К тому же несомненно, что обвинение с юридической точки зрения было совершенно неосновательно, ибо Тимофей истратил свое собственное состояние на содержание флота. Но в политическом отношении он был, конечно, ответствен за возобновление войны (см. выше, с. 167); кроме того, благодаря его недостаточно энергичному образу действий в течение последнего лета Афины потеряли все то, что раньше было приобретено ими на Ионическом море. Однако судьи оправдали Тимофея главным образом, вероятно, из уважения к его царственным друзьям и к памяти Конона; только его казначей и верный приверженец Антимах поплатился жизнью. Но отрешение от должности осталось в силе; павший полководец покинул родной город, чтобы на персидской службе поправить свои расстроенные денежные дела.
Управление государством перешло теперь к Каллистра-ту и Ификрату. Момент был критический; военное положение на Западе внушало серьезные опасения, флот был совершенно расстроен, к тому же в эту позднюю пору года нельзя было и думать об экспедиции в Ионическое море. Но Ификрат был не из тех людей, которые останавливаются перед затруднениями. С непоколебимой энергией он в течение зимы готовился к походу и с началом навигации мог отплыть к Керкире с флотом в 70 триер. Там дела между тем приняли лучший оборот. Стесиклу удалось прорвать пелопоннесскую блокаду и высадить свое войско на Керкиру; удачная вылазка, во время которой пал неприятельский главнокомандующий Мнасипп, дала возможность стесненному городу вздохнуть свободнее (весною 372 г.). При известии о приближении Ификрата с большим афинским флотом пелопоннесцы сняли осаду и поспешно отплыли домой; они успели еще вовремя укрыться в Левкаду.

169

Ификрат одним своим появлением восстановил перевес Афин на Ионическом море. Он подчинил те города Кефаллении, которые держали еще сторону неприятеля, и взял в плен у Керкиры эскадру из 10 триер, посланную Дионисием на помощь спартанцам (см. выше, с. 123); затем, увеличив свой флот керкирскими кораблями до девяноста триер, он возвратился в Кефаллению. Здесь флот остался, готовый напасть на Пелопоннес, если бы Спарта стала настаивать на продолжении войны.
Тем временем фиванцы беспрепятственно распространяли свое владычество в Беотии, так как спартанские гарнизоны были, ввиду заключения мира, отозваны, и демократы всюду агитировали в пользу присоединения к Фивам. Платея была разрушена, Феспии покорены; только Орхомен сохранял еще свою независимость. Беотийский союз, существовавший до Анталкидова мира, был теперь восстановлен, в общем на прежних началах, только с более строгой централизацией и на демократической основе. Мало того, фиванцы чувствовали себя даже достаточно сильными, чтобы перейти к наступательным действиям против Фокиды. Теперь, наконец, спартанцы решились снова отправить в поход царя Кле-омброта во главе двух третей спартанского ополчения и нескольких союзных полков, всего около 10 тыс. гоплитов. Появление этой армии в Фокиде заставило фиванцев вернуться в Беотию, где они в ожидании неприятеля заняли крепкую позицию на границе страны.
Спартанцы еще раньше послали Анталкида к сузскому двору с просьбой о посредничестве для прекращения войны. Действительно, весною 372 г. прибыло в Грецию персидское посольство. По его настоянию в следующем году собрался в Спарте конгресс из делегатов всех воюющих держав; македонский царь Аминта III и Дионисий Сиракузский также прислали своих представителей. Соглашение между Афинами и Спартой не представляло трудностей; обе державы лишь поневоле снова взялись за оружие, и Афины требовали теперь только того, что им было предоставлено уже последним договором. Спарта не могла отказать им в этом, тем более что Афины сохранили свои владения в целости и их

170

флот безусловно господствовал на море. Таким образом, мир заключен был в общем на тех же условиях, как и три года назад; только пункт, касавшийся автономии, был еще сильнее подчеркнут и прямо сказано, что ни один город не может быть принужден против своего желания поставлять контингент в армию руководящего государства. Категорически признаны были старые права Афин на Амфиполь и фракийский Херсонес, никто не протестовал против существования, основанного на автономии участников Аттического морского союза, что было равносильно безмолвному признанию его; Спарте позволено было подтвердить мир клятвою как от своего имени, так и от имени ее союзников, чем признана была ее гегемония в Пелопоннесе. На этих условиях 14 ски-рофориона, в середине лета 371 г., представители всех участвовавших в конгрессе держав клятвенно подтвердили мир.
Но уже на следующий день возникли разногласия по поводу толкования мирного договора. Дело в том, что Фивы формально все еще состояли членом Афинского морского союза, хотя они уже несколько лет не делали взносов на содержание союзного флота; поэтому в акте о мире "фиванцы" были названы в числе афинских союзников, совершенно так же, как и в мирном договоре, заключенном три года назад. Между тем с тех пор Фивы подчинили себе почти всю Беотию, и их послы подписали мирную грамоту в предположении, что Фиванское государство признается в его настоящем объеме. Агесилай же понимал дело совершенно иначе; он толковал договор буквально и утверждал, что пункт, касающийся автономии, распространяется также и на подвластные Фивам беотийские города. Против такого толкования формально ничего нельзя было возразить; поэтому беотарх Эпа-минонд, стоявший во главе фиванского посольства, потребовал, чтобы акт был изменен и чтобы слово "фиванцы" было заменено словом "беотийцы". Разумеется, это требование ни в ком не встретило поддержки. Афины добились всего, на что они, рассуждая здраво, могли рассчитывать; они не имели никакой охоты своими руками загребать жар для Фив, особенно теперь, после разрушения Платеи, которым Фивы доказали, как мало они дорожат добрым расположением

171

Афин. Да и вообще ни одна рука не поднялась в защиту фи-ванских требований, которые к тому же стояли в резком противоречии с постановлениями Анталкидова мира и уже три года назад не встретили никакого сочувствия. А так как Эпаминонд настаивал на своем требовании, то фиванцы были исключены из числа держав, на которые распространялся мирный договор.
Эпаминонд умышленно довел дело до крайности, вместо того чтобы уступить, как сделал 15 лет назад Исмений при таких же обстоятельствах. Пелопоннесский союз Спарты уже не обладал теперь прежней прочностью и силой; статья об автономии и здесь оказала свое разлагающее влияние, и если второстепенные государства еще не решались оказывать открытое сопротивление спартанской гегемонии, то многие из них уже очень неохотно поставляли свои полки в союзную армию. В Афинах также существовала еще большая партия, которая и слышать не хотела о соглашении со Спартой; это были люди, державшиеся того убеждения, которое однажды метко выразил Филократ, сказав, "что только в одном случае можно помириться со спартанцами, именно когда они лишены будут силы вредить". А главное, Беотия имела теперь надежную опору в новой великой державе, которая в течение последних лет образовалась к северу от Фермопил.
Еще Ликофрону, тирану Фер, только вмешательство соседних государств — сначала Македонии, затем Беотии — помешало распространить свое владычество на всю Фессалию. Его зятю Ясону, который наследовал его престол, удалось осуществить планы своего предшественника, пока Спарта была занята Беотийской войной. Около 372 г. почти вся страна, за исключением Фарсала, находилась в руках Ясона; да и этот город подчинился, после того как Спарта ответила отказом на его просьбу о помощи. Ясон избран был тагосом (тагаи) Фессалии, и этим положен конец междоусобным войнам, которые так долго истощали силы богатой страны. Объединенная Фессалия теперь сразу вступила в число первоклассных греческих держав. Дело в том, что ни одно государство Эллады не имело такой многочисленной и

172

отличной конницы, как Фессалия; а некоторые недостатки фессалийской пехоты Ясон возместил созданием отборного отряда наемников в 6000 человек. Далее, богатые финансовые средства страны и ее густое население дали Ясону возможность приступить к постройке большого флота. С такими силами можно было, казалось, всего достигнуть; Ясон лелеял те же планы, которые позднее осуществил Филипп; он мечтал добиться гегемонии в Греции и повести объединенный народ против персов.
Главным препятствием для осуществления этих планов было могущество Спарты; поэтому Ясон уже несколько лет назад вступил в союз с Фивами. Последние нашли в лице Ясона гораздо более надежную опору, чем та, какую до сих пор представлял для них союз с Афинами; именно опираясь на него, Эпаминонд мог безбоязненно отвергнуть требования Спарты. А Спарта считала себя достаточно сильною для того, чтобы принудить Фивы к принятию мира; поэтому царю Клеомброту тотчас дано было приказание вести свое войско из Фокиды в Беотию. Царь очень искусно справился со своей задачей. В то время как фиванцы ожидали неприятельского нападения на большой военной дороге, ведущей через долину Кефиса к Копаидскому озеру, Клеомброт по крутым горным тропинкам перешел Геликон и через Фисбу достиг Кревсиса у Коринфского залива; он приступом взял крепость и при этом захватил в плен эскадру из 12 триер, стоявшую здесь в гавани. Обеспечив себе, таким образом, сообщение с Пелопоннесом, спартанское войско двинулось к северу, на Фивы, и беспрепятственно достигло Левктр, находившихся в 11 километрах от неприятельской столицы. Здесь оно наконец встретило беотийцев, которые со своими 6 тыс. солдат были, правда, гораздо слабее 10-тысячной пелопоннесской армии; но у них не было другого выхода, как решиться на сражение, потому что отступление к Фивам повлекло бы за собою отпадение мелких городов и вместе с тем потерю всего того, что было приобретено ценою столь продолжительной борьбы.
К счастью для Фив, на этот раз во главе войска стоял именно такой человек, какой был теперь нужен. В числе бе-

173

отархов, командовавших армией, находился Эпаминонд, сын Полимния, тот самый, который в качестве депутата от Фив участвовал в Спартанском конгрессе. Семья, из которой он происходил, была небогата, но вела свой род от тех воинов, которые, по преданию, некогда выросли из драконовых зубов, посеянных Кадмом на фиванском поле. Он долго держался в стороне от политики и посвящал свое время преимущественно изучению философии, которую преподавал ему пифагореец Лисис из Тарента. К демократии он не чувствовал особенного расположения; он спокойно жил в Фивах при олигархическом строе и не принимал никакого участия в заговоре, который привел к свержению олигархии; поэтому радикальным демагогам он всегда казался подозрительным. Но когда наступил критический момент, он, не теряя ни минуты, встал в ряды защитников родного города. При штурме Кадмеи он был одним из первых; а война со Спартой дала ему возможность вполне проявить свой военный гений. Таким образом, он, уже сорока лет от роду, достиг, наконец, высшей должности в государстве, которую и занимал как раз теперь, в решительную минуту фиванской истории.
Клеомброт, конечно, с радостью принял сражение, предложенное ему врагом. Но Эпаминонд уравновесил численное превосходство неприятеля тем, что главные свои силы сосредоточил на левом крыле, напротив спартанцев, а правое крыло поставил против пелопоннесских союзников. Построенные колонной в 50 щитов глубиною, фиванские гоплиты ринулись на врага, и против натиска этой могучей массы не устояло даже ядро спартанских войск. Все их мужество оказалось бессильным; пали Сфодрий, совершивший когда-то роковую экспедицию в Пирей, его сын Клеоним, полемарх Дейнон, наконец, сам царь и вместе с ним 400 из семисот полноправных спартанцев, участвовавших в битве, а в общем не менее тысячи человек из 4-тысячного отряда, выставленного Лаконией. Оставшиеся в живых медленно вернулись в свой лагерь, сопровождаемые своими союзниками, которым почти не пришлось принять участие в сражении. Напасть на лагерь победители не решились; но и спартанцы, ввиду своих значительных потерь и недовольства

174

союзных войск, также не могли думать о возобновлении сражения. Им не оставалось ничего другого, как просить неприятеля о выдаче мертвых и этим признать свое поражение; это был первый случай, когда спартанское ополчение признавало себя побежденным в большой битве (5 гекатомбео-на, в июле 371 г.).
В Спарте теперь призвали к оружию всех граждан моложе шестидесяти лет, и это войско, подкрепленное союзными отрядами, послано было к Истму; так как царь Агесилай все еще был болен, то начальство было поручено его сыну Архидаму. Фиванцы между тем обратились за помощью в Афины и к Ясону из Фер. Однако афиняне очень холодно приняли известие о победе; им достаточно надоела война, и они слишком хорошо понимали, что с победой при Левктрах начнутся в Элладе новые бесконечные междоусобия. Напротив, Ясон тотчас двинулся в Беотию с пятьюстами всадников и тысячью пятьюстами пехотинцев и спустя несколько дней прибыл на поле битвы. Но и он был далек от мысли оказать помощь фиванцам для уничтожения противника; напротив, благодаря его посредничеству заключен был договор, в силу которого пелопоннесцам предоставлено было свободное отступление из Беотии. Архидам дошел уже до Эгосфен у южной подошвы Киферона; теперь он повел разбитую при Левктрах армию и собственное войско обратно в Коринф и там распустил союзные отряды по домам.
На обратном пути в Фессалию Ясон завладел Гераклеей у Эты. Этот город после Анталкидова мира снова подпал под власть Спарты и еще при Левктрах выставил свой отряд; Ясон разрушил городские укрепления и отдал город этеянам, которые с тех пор и владели им. Теперь путь через Фермопилы в срединную Грецию был во всякое время открыт для Ясона. Затем покорена была также Перребия, единственная из смежных с Фессалией областей, сохранившая до сих пор свою независимость; таким образом, Ясон распространил свою власть до границ Македонии, и македонский царь Аминта III поспешил заключить с ним союз.
К следующему году Ясон готовил экспедицию в Дельфы; он хотел принести на Пифийском празднестве велико-

175

лепную жертву богу, и в Греции носились слухи, что он намерен присвоить себе руководство играми, тем более что как владыка Фессалии он располагал большинством голосов в совете амфиктионов. Многие думали даже, что он хочет завладеть храмовыми сокровищами; одно несомненно — что он собирался сделать решительный шаг для достижения гегемонии в Греции. Но во время смотра в Ферах Ясон пал жертвой заговора, и его широкие планы вместе с ним сошли в могилу. Ему наследовали во владении Фессалией его братья Полидор и Полифрон; спустя короткое время Полидор умер, и виновником его смерти все считали Полифрона. В Фессалии воцарился террор; Полидам из Фарсала, предавший некогда город Ясону, был казнен вместе со многими знатнейшими гражданами, из Ларисы изгнана часть знати. Но уже в следующем году Полифрон был убит своим племянником, сыном Полидора Александром, который затем сам вступил на фессалийский престол (369 г.). Теперь дворянство страны восстало против тирании и призвало на помощь македонского царя Александра II, который только что унаследовал престол своего отца Аминты. Македонский царь действительно изгнал с помощью Алевадов гарнизоны тиранов из Ларисы и Краннона, но затем сам захватил эти города, так что Фессалия только переменила господина или, вернее, приобрела двух господ вместо одного.
Таким образом, Фивы освобождены были от опасности, которая до сих пор грозила им с севера; теперь они могли беспрепятственно приняться за упрочение своего положения в Средней Греции. Уже тотчас после битвы при Левктрах Орхомен принужден был вступить в Беотийский союз; затем заключены были союзы с Фокидой, с Опунтской и Озоль-ской Локридой, с малийцами и энианцами в долине Сперхея. Эвбейские города также отпали от Афин и примкнули к Фивам, которые таким образом объединили под своею властью всю Среднюю Грецию, исключая Аттику и горные области на западе. Для охраны новых приобретений поставлены были фиванские гарнизоны в крепости Никее у Фермопил и в Эхине на противолежащем северном берегу Малийского за-

176

лива; таким образом, дорога в Фессалию была открыта для Фив и преграждена для неприятельских нападений.
Между тем сражение при Левктрах не осталось без влияния и в самом Пелопоннесе. Поражение сильно поколебало авторитет Спарты в глазах ее союзников, и недовольство, порожденное в течение последних лет ее деспотическим правлением, разразилось теперь открытым мятежом. Этим положением дел воспользовались Афины для того, чтобы попытаться заменить спартанскую гегемонию своею собственной. По их приглашению в Афинах собрались делегаты большинства средних и мелких государств Пелопоннеса и заключен был договор, которым Афины и морской союз, с одной стороны, и пелопоннесские государства, с другой, гарантировали друг другу самостоятельность и обещали друг другу помощь на случай неприятельского нападения. Одна только Элида не приняла участия в этом соглашении, так как не были удовлетворены ее притязания на прежние периэк-ские города; вскоре элейцам действительно удалось подчинить своей власти часть этих общин.
Таким образом, Пелопоннесский союз распался, и всюду на полуострове начала оживать демократическая партия. В Мантинею вернулись эмигранты, и тотчас приступлено было к восстановлению города, чему Спарта была бессильна воспрепятствовать. Из Фигалеи изгнаны были приверженцы Спарты; правда, во время празднования Дионисий они напали на город и произвели резню среди собравшегося в театре народа; однако им не удалось завладеть городом. В Коринфе также произошло восстание демократов; эмигранты двинулись из Аргоса к Коринфу и проникли в город, но здесь вскоре были побеждены. Дело кончилось, разумеется, тем, что все, кого подозревали в сочувствии к демократам, были казнены или изгнаны. Так же безуспешна оказалась попытка демократического восстания и в соседнем Флиунте.
Но нигде взрыв страстей не достиг такой силы, как в Аргосе, древнем центре пелопоннесской демократии. Здесь заподозрили—справедливо или нет, неизвестно, — существование олигархического заговора против действующей конституции; чернь, доведенная подстрекательствами дема-

177

гогов до неистовства, напала на зажиточных граждан, которые сотнями пали под палочными ударами. Тщетно зачинщики восстания пытались прекратить эти жестокости; толпа вопила о заговоре и убивала тех самых людей, которых до сих пор считала своими вождями. Всего в Аргосе, по преданию, было убито в эти страшные дни 1200 граждан; вся Греция с ужасом следила за этими событиями.
Однако вожди демократии в Аркадии хорошо понимали, что только что приобретенную свободу можно будет сохранить лишь в том случае, если отдельные общины страны соединятся, по примеру Беотии, в один прочный союз. Но из аркадских городов ни один не был настолько значителен, чтобы занять то положение, какое в Беотии принадлежало Фивам; нужно было, следовательно, основать новую столицу для возникающего единого аркадского государства. Для этой цели избрали плодородную юго-западную часть страны, где возвышается гора Ликей, служившая издревле религиозным средоточием Аркадии, но где до тех пор не было ни одного крупного города; территорию нового города должны были образовать области Паррасия и Эвтресия с отрезками соседних округов, а население его должно было составиться из местных жителей, рассеянных по многочисленным деревушкам. Сам город решено было построить в долине верхнего Алфея, вблизи лаконской границы, чтобы он мог вместе с тем служить для Аркадии оградою против спартанских нападений. Кольцом стен была охвачена такая обширная площадь, что город мог вместить очень многочисленное население; этому соответствовало и название, которое должна была носить столица Аркадии, "великий город", Мегалополь. Она должна была служить резиденцией союзного совета, состоявшего из пятидесяти членов ("дамиорги"), которые являлись представителями всех участвующих в союзе общин пропорционально величине каждой; в определенные сроки здесь должны были происходить собрания всех имеющих право голоса аркадских граждан, так называемых "десяти тысяч", для разрешения важных вопросов и для выбора союзной администрации. Отборный отряд войска, — эпариты, имел назначением охранять страну от внешних врагов и

178

поддерживать авторитет центрального правительства в случае непокорности какого-либо из членов союза (370 г.).
Такие широкие планы вызвали, разумеется, сильную оппозицию, особенно в некоторых крупных городах, которым приходилось более всего терять от присоединения к Аркадскому союзу. В Орхомене и слышать не хотели об этом предприятии уже из зависти к соседней Мантинее, которая была самой пылкой сторонницей объединения. В Тегее происходила борьба партий; в конце концов дело дошло до уличной свалки, в которой благодаря подоспевшей помощи из Мантинеи победили демократы; противники, числом 800, спаслись бегством через границу Лаконии. Теперь Спарта решила выйти из своего бездействия; удобный повод к этому представляло вмешательство мантинейцев, которое являлось нарушением тегейской автономии. Итак, в Орхомен был отправлен небольшой отряд наемников под начальством Политропа, затем (около середины зимы) царь Агесилай вступил во главе спартанского ополчения в Аркадию, присоединил к себе отряд Гереи и двинулся против Мантинеи. Но тем временем Политроп был разбит при Орхомене аркадским стратегом Ликомедом и сам пал в битве, и когда Агесилай прибыл к Мантинее, здесь оказались сосредоточены все силы Аркадского союза, подкрепленные вспомогательными отрядами из Аргоса и Элиды. Тем не менее враг не решился принять вызов Агесилая; но и Агесилай не был в состоянии принудить неприятеля к сражению и, спустя несколько дней, принужден был уйти обратно в Спарту, ничего не добившись.
Между тем аркадцы и их союзники обратились в Афины и на основании только что заключенного договора потребовали от них союзнической помощи против Спарты. Но в Афинах более не хотели слышать о походе в Пелопоннес; вследствие этого аркадские послы отправились в Фивы, где действительно встретили лучший прием. Для Беотии в ее собственных интересах было крайне важно не допустить восстановления спартанской гегемонии в Пелопоннесе. Ввиду этого, несмотря на позднее время года, тотчас было послано за Истм сильное беотийское войско, подкрепленное

179

контингентами союзных государств Средней Греции; среди беотархов, руководивших экспедицией, находился и Эпаминонд, победитель при Левктрах.
Когда беотийцы достигли Мантинеи, они не нашли там неприятеля, потому что Агесилай уже раньше ушел назад в Спарту. Таким образом, цель похода была достигнута без битвы, и вожди хотели уже двинуться с армией в обратный путь. Но аркадцы настаивали на том, что следует воспользоваться удобным случаем для вторжения в Лаконию, которая в эту минуту была почти беззащитна, и Эпаминонд с товарищами решились на собственный страх предпринять эту экспедицию, которая, ввиду огромного количественного перевеса беотийцев, обещала верный успех. Действительно, при переходе через горы в долину Эврота они не встретили значительного сопротивления; несколько сот неодамодов и тегейских изгнанников, выставленные на границу, были перебиты аркадцами. И вот, впервые на памяти истории перед Спартою стояло неприятельское войско. В Спарте господствовало, конечно, сильное смятение, и гражданам едва ли удалось бы отстоять открытый город, если бы очень полноводная от зимних дождей река не помешала неприятелю тотчас перейти на правый берег. Правительство решилось дать свободу илотам, и 6000 из них явились на защиту города; но и самое это большое количество могло возбудить опасения. К счастью, вскоре подоспела помощь из Коринфа, Сикиона, Флиунта и городов арголидской Акте, так что самая страшная опасность была устранена. Правда, неприятель перешел теперь через реку у Амикл и подступил к городу; но на штурм Эпаминонд не решился, а руководивший обороною старый царь Агесилай, конечно, был далек от мысли принять сражение в открытом поле. Поэтому неприятель мог беспрепятственно опустошить богатую страну вплоть до моря и сжечь открытые селения; затем беотийское войско ушло обратно в Аркадию.
Но Эпаминонд лелеял более обширные замыслы. Провозглашенную некогда Спартою автономию отдельных общин он хотел теперь восстановить, обратив против нее самой. С этой целью он двинулся в Мессению, крепостное на-

180

селение которой еще не забыло своей старой свободы и теперь поголовно восстало против своих спартанских господ. Потомки бежавших в 455 г. за границу мессенцев были призваны назад в отечество; у горы Итомы, этой естественной твердыни в центре страны, была заложена новая столица — Мессена. Периэкские города побережья, как Асина и Кипариссия, правда, остались верны Спарте; все же Спарта потеряла треть своей территории, и эта рана уже никогда не зажила.
Тем временем спартанцы обратились в Афины с просьбой о помощи, и афиняне действительно пришли к убеждению в том, что дольше сохранять нейтралитет невозможно. Спарта нужна была Афинам как противовес против Фив; ввиду этого, по предложению Каллистрата, было решено тотчас послать Ификрата со всем ополчением в Пелопоннес. Он проник до Аркадии, но затем, когда явился из Мессении Эпаминонд, принужден был отступить в Коринф, где в восточной части города на горе Онее занял позицию, преграждавшую доступ к Истму. Однако Эпаминонду удалось прорвать неприятельские ряды и без урона привести свое войско в Беотию (весною 369 г.).
Однако в Пелопоннесе враждебные действия продолжались, ввиду чего Эпаминонд принужден был уже через несколько месяцев предпринять туда новый поход. Дойдя до Истма, он убедился, что перешеек занят сильным афинским и спартанским войском. Дело в том, что оба государства заключили между собою формальный союзный договор на началах полного равноправия, так что обе стороны должны были через каждые пять дней чередоваться в командовании соединенной армией. Однако Эпаминонд и в этот раз прорвал неприятельские ряды, соединился с отрядами своих пелопоннесских союзников — аргосцев, элейцев и аркадцев — и двинулся к Сикиону, который, подобно соседней Пеллене, перешел теперь на беотийскую сторону. Но нападение на Коринф было отражено, и когда вслед затем на помощь спартанцам прибыли от Дионисия, владыки Сиракуз, 20 триер с 2 тыс. кельтских и иберийских наемников, то Эпаминонд счел благоразумным отвести свое войско обратно через

181

Истм. В Фивах были, разумеется, не особенно довольны скудными результатами похода. Вследствие этого Эпаминонд не был избран в беотархи на следующий год и при представлении отчета о своей должностной деятельности обвинен Менеклидом, главою радикальной демократии, в государственной измене. Судьи, правда, не решились осудить на смерть победителя при Левктрах, как того требовало обвинение; но все-таки Эпаминонд до поры до времени был устранен от дел. Фиванцы вскоре должны были убедиться, что не могут обойтись без него.
Между тем Фивам пришлось вмешаться и в фессалийские дела. Фессалийская знать обратилась к ним с просьбою о помощи против Александра Ферского и Александра Македонского, и правительство послало Пелопида, чтобы он восстановил порядок к северу от Фермопил. Он без боя занял Ларису, потому что перед тем против Александра восстал один из македонских вельмож, Птолемей из Алора, и оба обратились к посредничеству Пелопида. Затем, заключив договор с Александром Ферским, Пелопид пошел дальше в Македонию, где также водворил мир, правда — ненадолго (369 г.).
Ибо тотчас по удалении Пелопида Птолемей убил царя Александра — по соглашению, как говорили, с его матерью Эвридикой, вдовой царя Аминты. Во всяком случае, Эври-дика вышла замуж за убийцу своего сына, и Птолемей взял в свои руки управление государством в качестве опекуна младшего брата Александра, Пердикки. В это самое время один из побочных родственников царского дома, Павсаний, заявил притязания на престол и с наемным греческим войском занял округа Анфемунта и Фермы на халкидской границе. Ввиду такой опасности Эвридика обратилась к афинскому стратегу Ификрату, который как раз в это время плыл со своей эскадрой вдоль фракийского берега, направляясь к Амфиполю; благодаря его вмешательству действительно удалось изгнать Павсания из страны. Но Фивы не могли примириться с мыслью, что их влияние в Македонии вытеснено влиянием афинян; поэтому Пелопид снова отправился на север (368 г.) и склонил Птолемея к заключению догово-

182

ра, в силу которого он обязался выставлять свой контингент в фиванскую армию и в обеспечение своей верности дал заложником, кроме других македонских вельмож, юного брата Пердикки, Филиппа.
Таким образом, преобладающее влияние Фив в Македонии было восстановлено, но тотчас обнаружилось, что Фессалия подчинилась только для вида. Пелопид не догадывался об этом и оказался настолько безрассудным, что отправился в лагерь Александра Ферского, где, разумеется, был задержан в качестве заложника. После этого тиран сбросил маску и открыто перешел на сторону Афин, которые немедленно прислали на помощь ему в Фессалию 30 триер и тысячу человек пешего войска. Это дало возможность Александру разбить беотийскую армию, присланную на выручку Пелопида, и поставить ее в крайне затруднительное положение; войско неминуемо погибло бы, если бы Эпаминонд, который участвовал в походе в качестве подчиненного, в решительную минуту не взял на себя руководства отступлением. Теперь он снова был избран в беотархи и следующей весною во главе нового войска послан в Фессалию; действительно, путем искусных операций ему удалось принудить Александра к заключению договора, причем Фивы снова получили Фарсал и Пелопид был освобожден (367 г.). Однако тиран в общем удержал свои прежние владения; он сохранил власть над Ферами, Магнесией, Фтиотидой и некоторыми соседними городами собственно Фессалии, в особенности Скотус-сой. Были приняты меры, чтобы в стране не мог скоро водвориться мир, что вполне соответствовало видам Фив.
Между тем в Пелопоннесе новоустроенный Аркадский союз достиг большого могущества. Душою этой политики был мантинеец Ликомед, происходивший из богатой и знатной семьи и игравший видную роль уже при основании Мегалополя. Он стремился упрочить независимость Аркадии, освободить ее от беотийской опеки, доставить своей стране то положение, на которое давало ей право ее многочисленное и храброе население, и, наконец, привлечь на службу самой родине ту народную силу, которая до сих пор, на службе ли Спарты, или по найму всякого, кто хотел платить,

183

расходовалась ради чужих целей. И страна восторженно приняла программу своего вождя, который твердой рукой повел ее от победы к победе. Те общины, которые еще противились объединению, как Орхомен и Герея, были силою принуждены к вступлению в союз; северные периэкские города Лаконии до Селласии на юге примкнули к Аркадии; то же сделали Ласион и трифилийские города, которые некогда были освобождены Спартою от элейского владычества и теперь не могли собственными силами защищать свою независимость против своих ненавистных прежних господ. С Аргосом и Мессенией был заключен тесный союз; аркадские войска спасли аргосцев из отчаянного положения, в которое поставили их под Эпидавром наемники афинянина Хабрия и коринфяне; под Асиной в южной Мессении спартанский гарнизон был разбит аркадцами.
Ввиду такого усиления Аркадского союза Спарта принуждена была ограничиваться обороной, и только прибытие весною 368 г. нового вспомогательного отряда от Дионисия дало ей возможность снова перейти в наступление против Аркадии. Спартанцы отняли назад Карий, и Архидаму, который командовал войском вместо своего престарелого отца Агесилая, удалось даже проникнуть до окрестностей Мега-лополя. Но как раз в это время Дионисий начал свою последнюю войну с Карфагеном и потому отозвал свой отряд; вследствие этого Архидам принужден был прервать поход. Соединенные аркадские и мессенские силы сделали попытку отрезать врагу отступление, но Архидам и его войска, сражаясь с мужеством отчаяния, проложили себе путь сквозь ряды неприятеля, который был разбит и потерпел большой урон, тогда как из спартанцев, по преданию, не пал ни единый. Эта "бесслезная битва" произвела, конечно, тем большее впечатление, что это была первая победа, одержанная спартанцами со времени сражения при Левктрах. Спартанское и сиракузское войско было спасено, — других последствий победа не имела.
Потребность в мире сказывалась теперь в Греции все с большей силою; и вот, летом 368 г., в Дельфах собрался конгресс представителей воюющих держав по почину сатрапа

184

Фригии, Ариобарзана, который для этой цели прислал в Грецию с большой суммой денег своего агента, Филиска из Абидоса. Но так как лакедемоняне не хотели отказаться от Мессении, а беотийцы — бросить на произвол судьбы только что основанное ими же государство, то переговоры не привели ни к чему, и Филиск должен был ограничиться выдачей лакедемонянам субсидии на вербовку отряда наемников. Теперь лакедемоняне отправили посольство в Сузу, и остальные греческие державы — Беотия, Афины, Элида, Аркадия, Аргос — тотчас последовали их примеру. Послы начали взапуски заискивать у персидского царя, и победителем из состязания вышел беотийский посланник, "освободитель" Фив Пелопид. Он добился принятия всех своих требований: Мессения была признана независимой, Трифилия отдана элейцам, Амфиполь объявлен свободным, Афинам приказано распустить их флот. Если бы какое-нибудь государство отказалось принять этот мир, то все остальные державы должны были совместно идти войною на него. Афинский посланник Леонт тотчас заявил протест против этих условий и добился прибавки нового пункта, в силу которого Афинам было предоставлено право предлагать изменения в проекте мирного договора (367 г.).
Теперь надо было позаботиться о том, чтобы этот мир был принят греческими государствами; с этой целью был созван конгресс в Фивах (зимою 367/366 г.). Но здесь фиванцы встретили сопротивление со стороны своих собственных союзников; особенно аркадский делегат Ликомед наотрез отказывался уступить Трифилию. Вследствие этого конгресс кончился ничем; точно так же не удалось фиванцам склонить к согласию отдельные города путем сепаратных переговоров. Попытка Фив получить от персидского царя гегемонию над Грецией потерпела полную неудачу.
Ответом Эпаминонда было новое вторжение в Пелопоннес (366 г.). С помощью аргосцев он проложил себе путь через горные проходы у Коринфа и затем обратился против Ахеи, которая до сих пор держалась нейтрально и которую он теперь без большого труда заставил примкнуть к Фивам. При этом Эпаминонд пощадил существовавшую олигархи-

185

ческую конституцию; но фиванское правительство взглянуло на это дело иначе: оно послало гармостов в ахейские города, изгнало, опираясь на чернь, большое число наиболее состоятельных граждан и повсюду ввело демократию. В Си-кионе олигархия также была низвергнута с помощью аргос-цев и аркадцев; один из знатных граждан, Эвфрон, ставший во глав массы, забрал в свои руки управление городом и под прикрытием демократических форм установил настоящую тиранию, причем опорою ему служил наемный отряд в 2000 человек; все его противники были изгнаны и имущество их конфисковано. Наконец аркадцы потеряли терпение; их стратег Эней из Стимфала вступил в город и призвал обратно изгнанников; Эвфрон бежал в гавань, которую выдал теперь лакедемонянам. Впрочем, гавань вскоре была взята си-кионцами и аркадцами. Но в Сикионе смуты продолжались, вследствие чего Эвфрону удалось с отрядом афинских наемников проникнуть в город и с помощью демократов снова захватить власть (зимою 366/365 г.); однако в Акрополе удержался фиванский гарнизон. Напротив, Ахею фиванцы вскоре опять потеряли; многочисленные изгнанники вернулись с оружием в руках и приступом взяли города, один за другим. Они, разумеется, тотчас вступили в союз со Спартою, так что аркадцы были теперь с двух сторон стеснены неприятелями. А так как и отношения с Фивами становились все хуже, то Ликомед решил искать сближения с Афинами.
Афинское правительство, ввиду исхода мирных переговоров в Сузе, было готово в случае надобности довести дело до разрыва с Персией. Тимагор, наряду с Леонтом участвовавший в этих переговорах как представитель Афин, был обвинен в принятии взятки от персидского царя, осужден и казнен; обвинение против него было возбуждено его же товарищем по посольству, Леонтом. С Ариобарзаном, сатрапом Фригии, который только что восстал против царя, был заключен союз и в помощь ему послан Тимофей во главе отряда в 8000 человек и флота в 30 кораблей, — правда, с наказом по возможности избегать нападения на земли, несомненно принадлежащие царю. Тимофей обратился прежде всего против Самоса, куда персы несколько лет назад, во-

186

преки Анталкидову миру, поставили гарнизон, и после десятимесячной осады взял город (весною 365 г.). Часть граждан была изгнана и заменена клерухией афинских граждан. Тем временем в Малую Азию прибыл и царь Агесилай, и Ариобарзану удалось с его помощью одержать верх над царскими полководцами, сатрапом Лидии Автофрадатом и карийским династом Мавсолом. От Тимофея Ариобарзан также получил помощь; в благодарность он уступил афинянам занятые его гарнизонами крепости Сеет и Крифоту на фракийском Херсонесе. Ввиду этих событий персидский царь счел нужным снова сблизиться с Афинами. Он формально признал их права на Амфиполь, после чего афиняне поспешили отозвать Тимофея из Азии и поручили ему начальство на македонском побережье.
Здесь уже с 368 г. действовала афинская эскадра под командой Ификрата, присланная для того, чтобы принудить к покорности Амфиполь, который, как мы видели, в 371 г. на мирном конгрессе в Спарте был признан подвластным Афинам (выше, с. 169). Задача оказалась трудною, ибо олинфяне тем временем восстановили свой Халкидский союз, уничтоженный было Спартою, и теперь отнюдь не хотели допускать, чтобы Афины снова утвердились в их соседстве. Поэтому они выступили из морского союза и заключили союз с Амфиполем; регент Македонии Птолемей, только что признавший фиванскую гегемонию, также оказал помощь Ам-фиполю. При этих обстоятельствах Ификрат не мог добиться существенных результатов. Больших успехов достиг Тимофей. Он прибыл в Македонию как раз после того, как молодой Пердикка убил своего опекуна Птолемея и сам взял в свои руки бразды правления; чтобы удержаться на престоле, он прибег к помощи Афин. Амфиполя, правда, и теперь не удалось взять; зато Тимофей принудил к вступлению в Афинский союз Метону и Пидну и отнял у халкидцев Торо-ну и Потидею (364—362 гг.). Последняя снова, как во время Пелопоннесской войны, была обращена в аттическую клеру-хию (361 г.).
Между тем Афины понесли в самой Греции очень чувствительную потерю. Мы знаем, что Эвбея после битвы при

187

Левктрах отложилась от Афин и примкнула к Фивам; теперь тирану Эретрии Фемисонту удалось овладеть противолежащим Оропом (весною 366 г.). Он сделал это по соглашению с Фивами, и последние немедленно заняли город своим гарнизоном. Ввиду этого Афины потребовали помощи от Спарты и других своих пелопоннесских союзников; но на помощь им не поднялась ничья рука, а одни Афины были слишком слабы, чтобы решиться на войну с Беотией. Таким образом, Ороп остался во власти фиванцев, и только Филипп вернул этот город Афинам.
Этой минутою решила воспользоваться оппозиция в Афинах для нападения на правительство. Каллистрат из Афидны, бывший в течение последних семи лет, со времени отрешения от должности Тимофея, руководящим государственным деятелем, и Хабрий, руководящий военачальник, были преданы суду по обвинению в государственной измене. Обвинителем выступил Леодамант из Ахарн; это был один из лучших ораторов Афин, но во время революции он стоял на стороне олигархов и потому до сих пор не сумел приобрести сколько-нибудь значительного влияния. Рядом с ним поддерживал обвинение Гегесипп из Суния, один из вождей радикальной демократии. Но на этот раз правительству еще удалось отразить нападение; правда, этой победой Каллистрат был обязан главным образом своему увлекательному красноречию.
Около этого времени Ликомед прибыл в Афины и от имени Аркадии предложил союз, который, при раздражении против Спарты, вызванном в Афинах потерею Оропа, и был охотно принят. Правда, Ликомед на обратном пути был убит аркадскими изгнанниками, что было тяжелым ударом для Аркадии, потерявшей в нем своего лучшего человека; но заключенный им союз остался в силе, и Афины были теперь в силу договоров обязаны оказать помощь как аркадцам против Спарты, так и спартанцам против Аркадии.
Чтобы раз навсегда обеспечить себе свободный доступ в Пелопоннес, афиняне задумали овладеть дверьми в Пелопоннес — Коринфом. Это казалось не очень трудным, так как Афины уже много лет держали гарнизон в Коринфе; но

188

такой вопрос не следовало обсуждать в открытом Народном собрании. В Коринфе тотчас узнали о замыслах Афин; афинянам очень дружелюбно заявили, что город более не нуждается в их услугах, и афинский гарнизон принужден был удалиться. Вскоре Харес явился с эскадрою перед Кенхрея-ми; но было уже поздно, и он принужден был, ничего не добившись, вернуться в Пирей. Но собственными силами защищаться против Фив Коринф был не в состоянии, а Спарта не могла подать ему помощи. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как войти в соглашение с Фивами. Последние сначала потребовали заключения оборонительного и наступательного союза, но в конце концов согласились принять мир на условии сохранения каждою из сторон ее законных владений. Этот договор принял и Флиунт, который в течение последних лет лишь с трудом отражал нападения аргосцев и аркадцев, и городов арголидской Акте.
Таким образом, Эвфрон Сикионский был отрезан от Афин; ввиду этого он решил заключить мир с Беотией и сам приехал в Фивы, где его предложения были приняты, разумеется, с величайшей готовностью. Правда, во время переговоров в открытом заседании совета в Кадмее он был убит сикионскими изгнанниками; но его сын Адеас удержал в своих руках власть над Сикионом, и предложенный Эвфро-ном союз с Фивами действительно был заключен. Эвфрон был погребен на сикионском рынке и, как второй основатель города, получал героические почести.
Пример, который показал Эвфрон, захватив власть в Сикионе, скоро нашел последователя в соседнем Коринфе. После того как афинский гарнизон удалился из города, Коринф увидел себя вынужденным для охраны своего нейтралитета принять на службу небольшой отряд наемников; начальство над ним было вверено Тимофану, одному из наиболее влиятельных граждан города. Опираясь на это войско и с помощью неимущей толпы, он сделал попытку провозгласить себя тираном, но пал жертвою заговора, во главе которого стоял его собственный брат Тимолеон. Коринфская олигархия была спасена; но общественное мнение, одобрив убийство, с ужасом отвернулось от братоубийцы, и Тимоле-

189

он на многие годы удалился от общественной жизни, пока наконец вдали от родины нашел то великое поприще, на котором он мог обнаружить свои замечательные военные и политические дарования.
В течение этих лет Фивы воздерживались от вмешательства в пелопоннесские дела, так как их внимание было поглощено более настоятельными задачами. Правда, Беотия была теперь неоспоримо первою сухопутной державою Греции; но Эпаминонд хорошо понимал, что этого мало. Чтобы стать во главе всей нации, Фивы должны были приобрести первенство и на море; надо было, как выразился однажды Эпаминонд в Фиванском народном собрании, "перенести в Кадмею пропилеи афинского Акрополя". И эта цель казалась вполне достижимой. Дело в том, что новый Афинский морской союз, организованный 15 лет назад, начал расходиться по всем швам. Он был создан для совместного противодействия честолюбивым замыслам Спарты; теперь Спарта была обессилена, — зато Афины стали стремиться к восстановлению своего морского владычества, которое они утратили благодаря сражению при Эгоспотамах и потом вторично благодаря Анталкидову миру. Они уже возобновили свою старую колонизаторскую деятельность; именно в это время были посланы на Самос аттические клерухи, и если это мероприятие и не являлось прямым нарушением союзного договора, так как Самос никогда не входил в состав союза, то все-таки дух союзной конституции был нарушен этим новым поворотом в аттической политике, и представлялось несомненным, что сам ход событий будет толкать Афины все далее по этому пути. Если Фивы, Эвбея и фракийские халкидцы уже раньше отпали от Аттического морского союза, то теперь начали подумывать об отложении и те союзники, которые еще оставались верны Афинам. Но их собственных сил было для этого недостаточно; нужна была какая-нибудь другая морская держава, которая могла бы послужить им оплотом, каким во время Пелопоннесской войны была Спарта.
Ввиду этого Эпаминонд решил создать флот. Условия, необходимые для осуществления этого плана, были, казалось, налицо, ибо, хотя Беотия до сих пор никогда не прини-

190

мала видного участия в греческой морской торговле и, следовательно, не имела ни одного крупного портового города, но она владела обширными и очень расчлененными побережьями у Эврипа и у Коринфского залива, да и Эвбея находилась теперь в зависимости от Беотии. Притом, Беотия уже во время Пелопоннесской войны начала организовывать военный флот и после вступления Фив в Аттический морской союз снова принялась за это дело. Теперь по настоянию Эпа-минонда было построено 100 триер, и он сам отправился с этим флотом в Геллеспонт (364 г.). Византия тотчас отпала от Афин и заключила союз с Фивами; Хиос и Родос, оба могущественнейших члена Аттического морского союза, вступили в сношения с Эпаминондом, — даже остров Кеос, лежащий у аттического берега, счел эту минуту благоприятной для восстания против Афин. Здесь, правда, Хабрий вскоре восстановил порядок; в общем же афиняне ограничились тем, что выслали под начальством Лахеса эскадру для наблюдения за Эпаминондом, но вступить с ним в сражение не решились. Эпаминонд также избегал нападений на собственно афинские земли и вскоре вернулся домой; он мог быть доволен пробным плаванием своего молодого флота. Однако тем великим надеждам, которые он связывал с созданием беотийского флота, не суждено было осуществиться, потому что вскоре наступили события, отвлекшие силы Фив совсем в другую сторону, а когда затем Эпаминонд пал при Манти-нее, с ним сошли в гроб и его грандиозные планы. Оказалось, что Беотия все-таки была не в силах долгое время нести то финансовое бремя, какое налагало на страну содержание большого флота; таким образом, это первое морское предприятие Фив осталось вместе с тем и последним.
Между тем в Фессалии Александр Ферский снова усилил свою власть. Опираясь на сильное наемное войско, он установил в своей стране террористическое правление; так, однажды, заподозрив верность граждан Скотуссы, он велел созвать их в театр на собрание и здесь приказал своим солдатам перерезать их. Фессалийский союз, который более не мог собственными силами защищаться против своего агрессивного соседа, призвал в посредники Фивы, и в середине

191

лета 364 г. Пелопид снова двинулся на север. Александр ожидал врага на сильной позиции на высотах Киноскефал между Скотуссою и Ферами, на том самом поле битвы, где спустя два столетия погибла эллинская свобода. После жестокой сечи войска Пелопида приступом взяли неприятельскую позицию; но победа была куплена дорогою ценой: фиванский полководец пал в битве. В следующем году беотийцы прислали в Фессалию новое войско; Александр был вторично разбит и принужден заключить мир, по которому уступил все свои владения, кроме самих Фер и Магнесии, и обязался Беотии военной помощью. Таким образом, в эту минуту вся Фессалия признавала над собою верховную власть Фив.
Смерть Пелопида должна была произвести в Беотии глубокое впечатление. Кажется, что в Орхомене, втором городе страны, начали обнаруживаться сепаратистские стремления; во всяком случае фиванское правительство опасалось восстания и решило предупредить его. Прежде всего на смотре беотийской конницы были захвачены орхоменские всадники и по постановлению Фиванского народного собрания казнены, по обвинению в том, что они, совместно с фи-ванскими изгнанниками, составили заговор, направленный к ниспровержению господствующей демократии. Затем бео-тийское союзное войско двинулось против Орхомена, который, будучи предоставлен собственным силам, не мог справиться с могущественным врагом и вскоре должен был открыть ворота. Древний город минийцев был разрушен, граждане его, как изменники, казнены, женщины и дети проданы в рабство. Крик негодования пронесся по всему греческому миру при известии об этих событиях; по преданию, и Эпаминонд осудил это варварство, когда по возвращении из морского похода узнал о нем. Оно не принесло пользы Фивам, потому что Орхомен вскоре возродился из пепла; а позднее оно было сторицей взыскано с потомков тех фиванцев, которые совершили его.
В то время как Фивы воздерживались от вмешательства в пелопоннесские смуты, элейцы решили воспользоваться благоприятной минутой, чтобы вернуть себе свои старые

192

периэкские города, которые были присуждены им персидским царем, но которые аркадцы отказывались выдать. С этой целью Элида примкнула к спартанской партии в Пелопоннесе и, опираясь на нее, открыла наступательные действия против Аркадии (365 г.). Элейцам действительно удалось посредством неожиданного нападения взять Ласион на плоскогорье Фолоэ; но затем аркадцы сами перешли в наступление, наголову разбили элейцев в одном сражении и завоевали города Элейского нагорья, т.н. Акрореи. После этого победители двинулись к Олимпии, укрепили холм Кроноса, господствующий над святилищем, и заняли его гарнизоном. Соседняя Маргана в Писатиде также перешла на аркадскую сторону, и аркадцы подступили к самой столице Элиде, где кипела распря между демократами и олигархами. Аркадцам удалось проникнуть в открытый город и дойти до рынка, но затем они были вытеснены гражданами обратно. Вследствие этого демократы, в числе четырехсот человек, принуждены были покинуть город; с помощью ар-кадцев они взяли крепкий Пилос, при слиянии Пенея с Ла-доном, и отсюда наводили страх на олигархов в близлежащей столице. Второе нападение аркадцев на Элиду было отбито с помощью ахейцев (364 г.); но богатая Элейская равнина осталась беззащитной и была жестоко опустошена аркад цами. В то же время аркадцы завоевали в Мессении города Кипариссию и Пилос, которые до сих пор оставались верны Спарте. После этого Архидам решил напасть на Аркадию, чтобы дать оправиться элейцам; он взял небольшую крепость Кромнон близ Мегалополя и оставил в ней спартанский гарнизон. Расчет оказался верным; аркадцы тотчас бросили Элиду и принялись осаждать Кромнон. Архидам снова выступил в поход, чтобы выручить крепость; но его атака на неприятельскую осадную линию была отбита, он сам ранен, и множество знатнейших спартиатов легло на поле битвы. Таким образом, Кромнон попал в руки аркадцев; большая часть гарнизона, свыше ста спартиатов и периэков, была взята в плен.
Между тем элейцы снова заняли Пилос и Маргану; но как только сдача Кромнона развязала руки аркадцам, они

193

снова обратились против Элиды, подкрепленные 2 тыс. гоплитов из Аргоса и четырьмястами афинских всадников. Было как раз время Олимпийских празднеств (364 г.), и аркадцы решили сами руководить играми, чтобы, таким образом, наглядно доказать собравшимся эллинам, что хозяевами в Писатиде являются они, аркадцы. Уже прошли бега на колесницах и большая часть гимнастических состязаний, когда явились элейцы со своими союзниками ахейцами. В святилище произошло сражение; элейцы проникли до середины Альтиды, но не устояли перед более многочисленным неприятелем и принуждены были отступить с большим уроном.
Таким образом, Олимпия, а вместе с нею и храмовые сокровища, остались во власти аркадцев. Их вожди не могли устоять против искушения заплатить из этих средств жалованье войску. Это вызвало в благочестивом населении сильное неудовольствие; Мантинея прямо заявила, что не намерена участвовать в ограблении храма; в конце концов и собрание "десяти тысяч" в Мегалополе постановило, что впредь никто не должен трогать храмовой казны. А так как других средств не было, то пришлось совершенно прекратить уплату жалованья воинам; вследствие этого под оружием могли остаться только более зажиточные граждане, тогда как бедные принуждены были покинуть войско. Естественным результатом этих условий было то, что в значительной части Аркадии получили перевес зажиточные классы. Теперь было тотчас достигнуто соглашение с Элидой: Аркадия отказалась от Олимпии и от руководства национальным празднеством и за то сохранила трифилийские города.
В Фивах начали теперь опасаться, как бы Аркадия снова не перешла на спартанскую сторону, и решили всеми средствами предупредить опасность. Удобный случай для этого представил, казалось, тот момент, когда знатнейшие люди из всех аркадских городов собрались в Тегее, чтобы клятвенно подтвердить мир с Элидою. В Тегее все еще находился бео-тийский гарнизон в 300 гоплитов; начальник этого отряда внезапно приказал запереть ворота и арестовать членов всех делегаций, какие были налицо. Но приказание было плохо

194

исполнено: очень многим удалось вовремя скрыться, а когда мантинейцы энергично заявили протест, беотийский комендант оробел и выдал своих пленников. Аркадцы, конечно, принесли жалобу фиванскому правительству; но Эпаминонд отказался дать им удовлетворение и заявил, что сам отправится в Пелопоннес, чтобы водворить там порядок. Теперь Аркадский союз распался: Мегалополь и Тегея, где еще сохраняла перевес радикальная демократия, остались верны союзу с Фивами, тогда как Мантинея и большая часть прочих городов решили силою оружия воспрепятствовать вмешательству фиванцев в пелопоннесские дела. С этою целью мантинейские аркадцы вступили в союз с Элидой, Ахеей и Флиунтом, и коалиция этих четырех государств в свою очередь заключила союз с Афинами, причем обе договаривающиеся стороны гарантировали друг другу целость своих владений и неизменность своих конституций. Старый союз между Мантинеей и Спартой также был возобновлен, но, разумеется, уже на началах полного равенства, так что верховное начальство должно было принадлежать тому из обоих государств, на территории которого будет вестись война.
Таким образом, когда Эпаминонд летом 362 г., около времени жатвы, переходил Истм, ему предстояла борьба с могущественной коалицией. В то время как неприятели собирались у Мантинеи, он через Аргос двинулся к Тегее и попытался отсюда напасть на Спарту, гражданское ополчение которой под предводительством старика Агесилая в это время находилось на пути в Аркадию. Но Агесилай еще вовремя получил известие о приближении неприятеля, и нападение Эпаминонда снова, как восемь лет назад, было отражено. Вслед затем и союзники подоспели из Мантинеи на защиту Спарты, и так как Эпаминонд не хотел принять сражения в Лаконии, вдали от своего операционного базиса, то ему не оставалось другого выхода, как вернуться в Тегею. Прибыв сюда, он послал свою конницу против Мантинеи, где все население как раз в это время находилось на полях, занятое сбором хлеба и где никто не ожидал нападения. Но и на этот раз его расчет оказался неверным, потому что, когда беотий-ские и фессалийские всадники подступили к городу, туда

195

только что прибыла с севера афинская конница, которая немедленно напала на врага и задержала его до тех пор, пока мантинейцы со своими стадами успели укрыться за стенами. Вскоре пришли и афинские гоплиты под начальством Геге-силея, тогда как с другой стороны к городу подступили лакедемоняне и их пелопоннесские союзники, так что вокруг Мантинеи собралось около 20 тыс. человек.
Если Эпаминонд не хотел уйти теперь из Пелопоннеса ни с чем, он должен был решиться на большую открытую битву. Это было ему тем легче, что количественно его войско было по меньшей мере равно неприятельскому, так как, кроме бео-тийцев, фессалийцев, локрийцев и эвбейцев, которые последовали за ним через Истм, он располагал ополчениями Си-киона, Аргоса, Мессены и Южной Аркадии. Сражение произошло на окруженном горами плоскогорье Мантинеи, где уже однажды, полвека назад, решалась оружием участь Пелопоннеса. Как при Левктрах, Эпаминонд построил своих бео-тийских гоплитов на левом крыле глубокой колонной, противопоставив их мантинейцам и спартанцам, занимавшим правый фланг неприятельского войска, союзные же отряды поместил в центре и на правом фланге. Неприятель и на этот раз не устоял против могучего натиска фиванцев. Лакедемоняне отступили, но лишь после упорного боя, и сам Эпаминонд, который, стоя в первом ряду, воодушевлял своих солдат, пал, раненый насмерть, в ту самую минуту, когда победа начала склоняться на сторону беотийцев. Смерть вождя смутила победоносное войско; неприятель успел собраться с духом и удержал часть поля битвы, так что каждая из сторон принуждена была просить противника о выдаче мертвых, и обе могли воздвигнуть памятники победы. Величайшее из сражений, происшедших когда-либо между двумя греческими войсками, не привело ни к какому окончательному результату.
Ввиду такого исхода битвы и ввиду смерти своего лучшего полководца Фивы не могли более думать о покорении всего Пелопоннеса; а враги и вообще взялись за оружие только для обороны своих владений и, отстояв последние, тем самым достигли своей цели. Поэтому обе стороны легко пришли к соглашению. Был заключен всеобщий мир на ус-

196

ловии сохранения каждой из договаривающихся держав ее автономии и наличных владений; сообразно с этим была категорически признана независимость Мессении, и деление Аркадии на северный союз во главе с Мантинеей и южный во главе с Мегалополем осталось в силе. Только Спарта уклонилась от участия в мире, так как не хотела отказаться от Мессении — не только из политических соображений, но прежде всего потому, что отказаться от Мессении значило бы отказаться от всяких притязаний на ту земельную собственность, которою спартанские граждане владели в Мессении и которая составляла около половины всех их поземельных владений. Таким образом, у истоков Эврота и на Тайге-те война продолжалась, и Фивы были принуждены все еще держать отряд войска в Аркадии для защиты своих союзников; но война велась с обеих сторон вяло и ограничивалась опустошением пограничных округов. Во всей остальной Греции воцарился мир, впрочем, лишь на очень короткое время.
Для Фив этот исход борьбы был равносилен поражению; мечта об установлении беотийской гегемонии в Элладе погибла, и Фивы быстро упали с той высоты, на которую поднялись в последние годы. Крушение этих планов было обусловлено не смертью Эпаминонда. Правда, победитель при Левктрах был одним из величайших полководцев своего времени и всех времен вообще; но он не обладал широким кругозором великого государственного деятеля. Он не понял, что Спартанская держава рухнула не вследствие поражения при Левктрах, а потому, что система основанных на гегемонии союзов отжила свой век. Поэтому все его усилия были направлены к тому, чтобы доставить Фивам то самое положение, которое до сих пор занимала Спарта. И для достижения этой цели он пользовался теми же средствами, какие употребляла Спарта: союзом с Персией, политической пропагандой, военной оккупацией стратегически важнейших пунктов, наконец, и прежде всего — правилом divide et im-рега (разделяй и властвуй). В Пелопоннесе он содействовал основанию Мегалополя и восстановил Мессену, чтобы создать противовес Спарте, — и вполне достиг своей цели. По-

197

луостров, который некогда являлся твердыней Эллады, о который разбились волны персидских нашествий, распался теперь на два равносильных и взаимно грозящих друг другу лагеря и уже никогда более не приобрел руководящего влияния на греческую политику. Не Эпаминонд был виновником политического обессиления Фессалии, но он ничего не сделал, чтобы предотвратить его; напротив, он пощадил тиранию в Ферах, как противовес против ларисских Алева-дов. Наконец, только преждевременная смерть помешала ему сокрушить и морское владычество Афин и на место едва лишь восстановленного порядка водворить на Эгейском море дикий хаос. Правда, он сумел этими средствами на минуту доставить Фивам первое место среди греческих государств. Мысль о том, достанет ли сил у Фив нести на себе колоссальное бремя созданной им державы, по-видимому, совсем не приходила ему в голову, — по крайней мере он не принял никаких серьезных мер, чтобы снабдить эту державу более широким фундаментом, чем тот, который представляла Беотия. Мало того, он не сумел даже сплотить в одно целое с Фивами второстепенные города Беотии; что же касается внебеотийских союзников, то он даже не сделал попытки органически связать их с Фивами. Еще ему самому, во время его последней экспедиции в Пелопоннес, фокейцы отказали в военной помощи на том основании, что они-де обязаны поддерживать Фивы против неприятельских нашествий, но не обязаны принимать участие во внешних походах. Когда затем престиж Фив был поколеблен поражением при Мантинее, — повсюду начались отложения, и могущество Фив рухнуло почти так же, как рухнуло могущество Спарты после поражения при Левктрах. Так осудила история политическую деятельность Эпаминонда.

Подготовлено по изданию:

Белох Ю.
Греческая история: в 2 т. / Юлиус Белох; пер с нем. М.О.Гершензона; Гос. публ. ист. б-ка России.
- 3-е изд. /под ред. и со вступ. ст. Ю.И.Семенова. -М., 2009.

ISBN 978-5-85209-214-4 (т.l)
ISBN 978-5-85209-213-7

© Государственная публичная историческая библиотека России, 2009
© Семенов Ю.И., вступительная статья, редакция, 2009



Rambler's Top100