С.И. Радциг. История древнегреческой литературы : Последние языческие философы: неоплатоники и неопифагорейцы, киники, стоики и эпикурейцы. Положение их в обществе. Орфики. Пророчества Сибиллы

Глубокие экономические и социальные потрясения в эпоху поздней империи (III—IV вв.) приводили к серьезным изменениям и в общественной жизни страны.. Одни предаются скептицизму, как Лукиан; другие, разочаровавшись в силе разума, ищут разрешения томящих их вопросов в сверхъестественных, сверхчувственных силах, в каком-то высшем «познании» — гносис, почему их и называют гностиками. Такому направлению много способствовало влияние восточных учений, которое стало быстро распространяться вслед за покорением Востока и наплывом восточных торговцев и рабов. В философии возобладали мистические направления. Среди них особенно важно было возрождение в обновленном виде школ Пифагора и Платона — неопифагорейства и неоплатонизма. Экстатические культы восточных религий Исиды, Осириса, фригийской Матери — Кибелы, иранского Митры — «непобедимого Солнца» и других находят при этих условиях широкий доступ даже в Рим. Вместе с общей неустойчивостью стала расти вера в пришествие какого-то «мессии», который должен принести обновление всему миру. «Это было время, — говорит Энгельс, — когда даже в Риме и Греции, а еще гораздо более в Малой Азии, Сирии и Египте абсолютно некритическая смесь грубейших суеверий самых различных народов безоговорочно принимались на веру и дополнялась благочестивым обманом и прямым шарлатанством; время, когда первостепенную роль играли чудеса, экстазы, видения, заклинания духов, прорицания будущего, алхимия, кабала и прочая мистическая колдовская чепуха»1. При таких условиях подготовилась почва, благоприятная для распространения христианства.
Школа пифагорейцев при данных условиях получает уже до некоторой степени религиозное значение. Она ставит божество выше разума. Усвоив учение Платона об идеях, неопифагорейцы отождествили с ними числа Пифагора, причем единицу признали высшей идеей, действующей причиной и божеством. Большое значение они стали придавать вере в демонов, чистоте жизни, а задачу человека видели в освобождении души от оков тела и чувственности. Пророком этого учения считался Аполлоний Тианский (Тиана — город в Каппадокии, в Малой Азии), биографией которого занимался Филострат (см. с. 439). Аполлонию приписывались сочинения: «О жертве», «Жизнеописание Пифагора» и многочисленные «Послания». Правда, некоторые ученые высказывали мысль, что все сообщения об Аполлонии есть выдумки языческих кругов, которые в его лице хотели противопоставить растущему влиянию христианства пророка старой религии. Личности Аполлония Тианского посвятил свою юношескую работу Д.И.Писарев.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 22, с. 475.

458

Неопифагорейство во многом восприняло учение Платона и поэтому естественно в дальнейшем слилось с обновленным платонизмом. Наиболее яркое выражение получил неоплатонизм в трудах Плотина
из Никополя в Египте (204—270 гг.). О жизни его известно из сочинения его ученика Порфирия. Главное произведение Плотина, записанное с его слов тем же Порфирием, называется «Эннеады», т. е. «девятки». Это — сборник в шести частях, в котором статьи расположены девятками. Учение о нравственности, о мире и его управлении, о душе, о разуме, о красоте и т. д. — вот каково содержание этого сочинения. Все основные учения идеалистических школ слились тут в одно целое. Вся система его исходит из идеи божества, безграничного и бесконечного, единого и стоящего над миром. Лучшее применение разума — это соединение с богом, который не имеет никакой внешней формы, непостижим чувствами и весь есть мысль. Чувственный мир заключается в материи, которая есть лишь тень и возможность бытия. Материя по существу своему есть зло, от которого надо избавиться. В основе этого учения лежит стремление освободить дух от власти тела и земли. «Плотин словно стыдится, — говорит про него его ученик Порфирий, — что заключен в телесную оболочку». Соответственно этому Плотин проповедует мистицизм и аскетизм. Он требует от человека постоянного нравственного очищения. Конечный вывод его тот, что божество постигается не разумом, а
сердцем или верой. Гадания, заклинания, магия получают у него философское обоснование. В противоположность современникам, уделявшим много внимания форме, Плотин, всецело занятый своими идеями, не придавал значения форме и писал без всякого искусства. Это учение с его отрицанием плоти есть выражение крайней реакции и знаменует полный тупик и конец античного миросозерцания, предвестие средневековой схоластики.
Ученик Плотина Порфирий из Тира (232—304 гг.) был плодовитый писатель, но развивал главным образом только взгляды учителя. Таковы его сочинения: «Жизнеописание Плотина», «Жизнеописание Пифагора», «Основы учения о мыслимом», «О воздержании от мясной пищи» и др. Мистицизм Плотина здесь еще больше углублен; философия у него превращается в теософию — познание бога. У него же находит выражение страсть к аллегориям. В сочинении «О пещере нимф в Одиссее» он доказывает, что эта пещера на Итаке есть аллегорическое изображение всего мира. Плотин и Порфирий пытались обновить пришедшее в упадок язычество. Естественно, что на них посыпались нападки со стороны представителей новой религии — христианства. Сочинение Порфирия «Против христиан», — по-видимому, самое сильное сочинение такого рода, — было сожжено по распоряжению императора Феодосия II в 435 г. и известно нам только по полемике христианских писателей против него. Этот спор подводит нас уже к последней стадии борьбы язычества с христианством.
Бессилие в разрешении насущных вопросов текущей действительности заводило реакционную мысль в дебри мистики, даже магии и ведовства, как это видно в сочинениях Ямблиха (конец III и начало IV в.) «О египетских мистериях» и в изложении учений Пифагора.

459

В обостренной борьбе против новой религии умирающее язычество собирало последние средства для воздействия на умы верующих. Таковым является собрание так называемых «Орфических гимнов» — 88 религиозных песнопений в честь разных богов. Эти гимны состоят главным образом из перечисления эпитетов и свойств богов в соответствии с учением религиозной секты орфиков и пифагорейской философии. Они сложены в разное время, начиная с позднего эллинизма. К ним же принадлежат две поэмы IV в.: «О камнях», где мифическому Орфею приписывается поучение о магическом действии драгоценных камней, и «Аргонавтики», где от имени Орфея рассказывается о походе Аргонавтов (см. с. 448). Но поэтическая ценность этих произведений невелика.
В число сочинений подобного рода надо поставить и собрание «Пророчеств Сибиллы». Таинственная пророчица Сибилла, о которой много говорится в римских сказаниях1, в религии умирающего язычества начинает играть большую роль, а потом христиане ищут у нее предсказаний о пришествии Христа и конце света, ставя ее в один ряд с библейскими пророками. Было собрано много изречений, приписываемых ей и относящихся частью к прошлым временам, даже ко II в. до н. э., частью к первым векам н. э. Они сохранились в обработке VI в.
Мы можем заключить наше рассмотрение философских и религиозных учений следующими словами Энгельса: «Если классическая греческая философия в последних своих формах, — особенно в эпикурейской школе, — приводила к атеистическому материализму, то греческая вульгарная философия вела к учению о едином боге и бессмертии человеческой души»2.

1 Ливий Т. 1, 7, 8; XXXVIII, 45, 3; Вергилий. Энеида, VI, 44 сл.
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 19, с. 308.

Подготовлено по изданию:

Радциг С. И.
Р 15 История древнегреческой литературы: Учебник. — 5-е изд. — М.: Высш. школа, 1982, 487 с.
© Издательство «Высшая школа», 1977.
© Издательство «Высшая школа», 1982.

457

4. ПОСЛЕДНИЕ ЯЗЫЧЕСКИЕ ФИЛОСОФЫ: НЕОПЛАТОНИКИ И НЕОПИФАГОРЕЙЦЫ, КИНИКИ, СТОИКИ И ЭПИКУРЕЙЦЫ. ПОЛОЖЕНИЕ ИХ В ОБЩЕСТВЕ. ОРФИКИ. ПРОРОЧЕСТВА СИБИЛЛЫ

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 22, с. 475.

458

459

1 Ливий Т. 1, 7, 8; XXXVIII, 45, 3; Вергилий. Энеида, VI, 44 сл. 2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 19, с. 308.

Подготовлено по изданию:

1 Ливий Т. 1, 7, 8; XXXVIII, 45, 3; Вергилий. Энеида, VI, 44 сл.
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 19, с. 308.