254

3. «ФИЛОСОФ НА СЦЕНЕ». СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ЭВРИПИДА

Древние критики характеризовали Эврипида, как «философа на сцене» (σκηνικόσ φιλόσοφοζ) (Афиней, IV, 48, р. 158 Ε; XIII, 11, р. 561 А). В. Г. Белинский называл его «самым романтическим поэтом Греции», «страстным, глубокомысленным»1 философом. Действительно, он был не только замечательным поэтом, но и выдающимся мыслителем. Правда, он не выработал своей философской системы, но усвоил лучшие достижения мысли своего времени и художественными средствами своей поэзии доводил их до сознания широких кругов.
О его научных стремлениях лучше всего говорит отрывок из неизвестной трагедии (фр. 910), где поэт устами хора прославляет значение науки: «Блажен, кто познал науку, не обращая ее ни во вред согражданам, ни на несправедливые дела, но созерцает нестареющий порядок бессмертной природы, — как, где и откуда он возник. У таких людей никогда не бывает помыслов о дурных делах». Но по своему опыту ему приходится признать, что такие люди часто остаются непонятыми среди современников. Это переживают нередко и герои Эврипида — Медея («Медея», 295—305), Ипполит («Ипполит», 73— 87·, 948—955; 986—1020), Ион («Ион», 595—606) и др.
Новейшие исследователи пытались иногда субъективно и односторонне объяснить образ мыслей Эврипида, представляя его то рационалистом, то иррационалистом, то реалистом, то идеалистом, но часто не замечали в нем поэта-художника, который в образах своих героев отражал разные направления мысли своего времени.
Несомненно, что Эврипид обладал большой впечатлительностью и мучительно переживал события общественной и личной жизни. Этим и объясняется, что в уста действующих лиц он вкладывает целые речи на увлекавшие его темы. Произведения Эврипида являются как бы энциклопедией его времени; они знакомят нас с общественными настроениями той эпохи. Конечно, среди множества противоречивых суждений, высказываемых действующими лицами, не всегда бывает легко распознать мнение самого автора, но глубоко ошибаются те ученые, которые из этого делают вывод об изменчивости его воззрений.
Есть основание предполагать в отдельных эпизодах трагедий Эврипида отклики на политические события его времени. Явно политический смысл носит трагедия «Андромаха», где в самом неприглядном виде представлены спартанцы: Менелай, Гермиона и Орест. На грубость спартанцев указывается не раз в «Оресте» и бегло в «Просительницах» (187). Грубое поведение фиванцев, которые в 424 г. после победы над афинянами при Дели отказались выдать для погребения трупы убитых, представлено в «Просительницах» как нарушение общепризнанного нравственного закона. В заявлении Иолая от лица Гераклидов, что они никогда не должны поднимать оружие против афинян, как своих спасителей («Гераклиды», 309—

1 Белинский В. Г. Сочинения А„ Пушкина. — Полн. собр. соч., т. 7, с. 154 и 267.

255

328), нельзя не видеть обвинения действий Спарты и Аргоса в первые годы Пелопоннесской войны.
Эврипид, прославляя родные Афины, выражает в трагедиях патриотические чувства. Этому посвящена, например, целая песня хора в «Медее» (824—845), пленницы в «Троянках» выражают желание попасть в Афины, а не в Спарту (207—213, ср. «Финикиянки», 852—857). В некоторых трагедиях Эврипид под видом событий мифологического прошлого показывает благородные дела афинского государства, которое всегда готово встать на защиту попранной справедливости. Так, некогда оно вступилось за детей Геракла — это составляет сюжет «Гераклидов»; оно добилось воздания погребальных почестей погибшим участникам похода семерых против Фив — это сюжет «Просительниц». Подобные же мотивы были использованы и в не дошедших до нас трагедиях «Эгей», «Тезей», «Эрехфей» и др. «Самое дорогое для человека — это отечество, — говорит в «Финикиянках» Иокаста, — а лишиться отечества — большое несчастье» (406; 388—389, ср. «Медея», 643—651).
В некоторых трагедиях Эврипид дал замечательные примеры самопожертвования во имя счастья родины. Это составляет основной мотив «Ифигении в Авлиде», где героиня добровольно отдает себя в жертву для блага Греции. В «Финикиянках» сын Креонта Менекей, узнав, что для победы родного города требуется принесение его в жертву, без колебаний, тайно от отца, отдает свою жизнь. В «Гераклидах» одна из дочерей Геракла, Макария, жертвует собой. В не дошедшей до нас трагедии «Эрехфей» мать принесла в жертву свою дочь для спасения Афин (фр. 360).
В пору почти не прекращавшихся войн поэт, конечно, не мог обойти животрепещущего вопроса войны и мира. Мифологические сюжеты на эту тему звучали как современные. Это можно видеть в «Гераклидах», в «Финикиянках», особенно в «Троянках», где действие разыгрывается на фоне пылающей Трои; в других трагедиях мы видим приготовления («Ифигения в Авлиде») или ближайшие последствия войны («Гекуба», «Просительницы») и т. д. Хор греческих женщин в «Ифигении в Тавриде» с ужасом вспоминает, как после разорения родного города они были увезены в чужую страну (1106—1122). В «Просительницах» (160; 229—237) и в «Финикиянках» (531—585) Эврипид показывает, что войны затеваются из честолюбия или по легкомыслию недобрыми вождями на пагубу народа. Может быть, даже трагедия «Троянки», поставленная в 415 г., была предупреждением против затеянного Алкивиадом похода в Сицилию.
Ненавидя войну и считая ее следствием нечестной деятельности некоторых политиков, Эврипид, естественно, был убежденным поборником мира и эту мысль проводил во многих трагедиях1. Как прямой отклик событий Пелопоннесской войны 430—427 гг. звучит отрывок из песни хора в не дошедшей до нас трагедии «Кресфонт» (фр. 453), где прославляется богиня мира Ирина:
1 Например, «Просительницы», 94—954; «Елена», 1151—1164; «Орест», 1682 сл., «Гераклиды», 371 сл.

256

О, Ирина, сокровищ великих царица,
Ты прекраснее всех из блаженных богов!
Уж давно по тебе мое сердце томится;
Но боюсь, что скорей меня бремя трудов
Или старости сломят невзгоды,
Чем увижу твой юный чарующий лик,
Чем услышу прекрасные вновь хороводы
И венчанной толпы буду слышать я крик.
О, приди же, царица, приди!
Ненавистную смуту от нашего града
И безумный раздор прочь от нас отведи:
Только в остром мече им отрада.

Эврипид допускает войну только как средство обороны и защиты справедливости. Замечательно, что в «Просительницах» Тезей, выразитель взглядов поэта, ведет войну против фиванцев лишь до тех пор, пока не наносит им поражения; он останавливает свои войска, когда они могли уже ворваться в город (723 сл.). И в «Гераклидах» афиняне настаивают на освобождении взятого в плен Эврисфея — в противоположность Алкмене, олицетворяющей спартанскую жестокость (1018—1025). Надо знать, говорит поэт, что и победа не приносит прочного счастья. «Безумен тот из смертных, кто разоряет города, храмы и могилы, святыни умерших; предав их опустошению, впоследствии он сам погибнет», — такое предупреждение делает Посейдон в начале «Троянок» (95—98).
Эврипид нередко затрагивает и вопросы социальных отношений. Его политические симпатии яснее всего видны в одной из сцен «Просительниц». Когда Тезей принимает под свое покровительство жен и матерей воинов, павших под Фивами, из этого города в Афины приходит для переговоров посол. Поэт вводит в трагедию спор на тему о том, какой государственный порядок лучше. Для манеры Эврипида характерно, что действие трагедии на это время совершенно приостанавливается. Фиванский посол старается доказать негодность демократического правления, так как при нем будто бы власть принадлежит толпе, а ею правят в своих интересах ловкие хитрецы. Тезей в ответ на это разоблачает гнусность тирании, прославляет свободу и равенство, царящие в демократическом государстве (399—456). Подобное разоблачение произвола царской власти дается в «Ионе» (621—628).
Эти рассуждения являются откликом политических споров и литературной полемики, которая велась между разными группами в это время. Эврипид ясно показывает свои симпатии к демократическому строю, хотя в то же время клеймит демагогов. Уже древние предполагали, что образ оратора — наглого крикуна, выведенный в рассказе Вестника в «Оресте», списан с кого-то из современных Эврипиду демагогов, может быть с Клеофонта (902—906 и схолии). Подобным демагогом Эврипид неоднократно представлял Одиссея1. Он указывал также, что на почве демагогии возникает иногда тирания («Геракл», 588—592).

1 «Гекуба», 130—131; 254—257; «Троянки», 277—291; «Ифигения в Авлиде», 525—527.

257

Типичным для греческой трагедии анахронизмом и даже внутренним противоречием является то, что демократические идеалы иногда воплощаются в образах царей — Тезея в «Просительницах» и Демофонта в «Гераклидах».
Не мог Эврипид не отозваться также на злободневную тему богатства и бедности. Он занимает в этом вопросе среднюю позицию: чрезмерное богатство отдельных лиц приводит их к надменности и не приносит пользы обществу, а крайняя бедность принижает человека и вселяет в него озлобленность; лучше всего среднее состояние. Об этом говорится в «Ионе» (634—635). Особенно выразительны слова Тезея в «Просительницах» (238—245):
Три рода граждан есть: одни богаты, Но бесполезны, алчности полны; Другие бедны, в средствах стеснены, Но страшны и завистливы чрезмерно, Грозят имущим злобными бичами, Прельстясь речами главарей негодных. Из трех родов же города спасет Лишь средний, охраняя тот порядок, Который город установит сам.
О таком среднем состоянии мечтает и Ион в одноименной трагедии (625—632). Тип такого гражданина представлен в образе скромного, но дельного оратора, который решительно выступил в Народном собрании Аргоса на защиту Ореста. В трагедии «Орест» он характеризуется следующими словами (917—922):
Невзрачный хоть на вид,, но храбрый муж, Ходивший редко в город и на площадь — Один из тех, трудами рук живущих, Которые одни спасают землю.
Человек, живущий трудами своих рук (αύτουργόζ), это крестьянин из класса зевгитов, составляющих главный контингент греческого войска и бывших самой надежной опорой государства. Конкретно этот тип человека показан в лице крестьянина, фиктивного мужа Электры. Сама Электра отмечает его высокое благородство. Орест, познакомившись с ним, размышляет о несоответствии, которое наблюдается в натурах людей: сын благородного отца оказывается негодным, а человек из бедного и ничтожного рода — благородным. Это значит, что выше всего надо ценить не происхождение, а нравственные свойства людей («Электра», 367—398, ср. фр. 52). Внешнее положение не изменит нравственных качеств: негодный всегда остается таким; никакое несчастье не совратит благородного. Немалое значение в этом имеет и воспитание («Гекуба», 595—602). Рассуждение Эврипида поддерживает распространенный в это время вопрос о возможности изучения добродетели.
Подобные рассуждения подводят нас и к пониманию отношения Эврипида к вопросу о рабстве. «Трудами рабов живут свободные» — такая мысль была вложена в уста действующего лица в не дошедшей до нас трагедии Эврипида (фр. 1019). Мифическая история Греции содержала много рассказов о военных событиях и потрясающих переменах в судьбах людей даже самого высокого положения, это давало

258

обильную пищу для трагического поэта. Эврипид изображает судьбы Гекубы, Андромахи, Кассандры, Поликсены и других знатных женщин, которые взяты в плен и стали рабынями. Царица амазонок Гипсипила, бывшая супругой Ясона, оказывается проданной в рабство, и ей угрожает смерть. Значит, ни один человек не может считать себя огражденным от таких превратностей судьбы. Чем же в таком случае раб отличается от свободного? Эврипид проводит мысль, что рабство есть несправедливость и насилие («Гекуба», 332 сл.; «Троянки», 489—497). Хороший раб отличается от свободного только по названию, природа же у всех людей одна («Елена», 726—733; «Ион», 854—856; фр. 495, 40—43 и фр. 511). Креуса в «Ионе» говорит, что своего старого и верного раба она почитает как отца (733 сл., ср. «Ифигения в Авлиде», 45, 304, 867). Эти рассуждения сходятся со взглядами передовых мыслителей V в., таких, как Гиппий и др.
Немалое место в творчестве Эврипида занимает тема дружбы. Как образец подлинной и самоотверженной дружбы показываются отношения Ореста и Пилада в «Электре», «Оресте» и «Ифигении в Тавриде». В последней из этих трагедий представлено благородное соревнование, когда каждый из друзей выражает готовность умереть ради спасения другого, что вызывает восхищение Ифигении (605— 613). А в «Геракле» героя спасает от полного отчаяния после ужасных последствий безумия дружеское участие Тезея. Трагедия заканчивается выводом: «Неразумен тот, кто больше стремится иметь богатство или силу, чем добрых друзей» (1425 сл.).

Подготовлено по изданию:

Радциг С. И.
Р 15 История древнегреческой литературы: Учебник. — 5-е изд. — М.: Высш. школа, 1982, 487 с.
© Издательство «Высшая школа», 1977.
© Издательство «Высшая школа», 1982.